На рынке СПГ есть только два игрока, которые имеют достаточные амбиции и возможности значительного увеличения предложения: США и Россия. Американские санкции против нашей СПГ-отрасли — это попытка выдавить неэкономическими методами ключевого конкурента. Ситуацию осложняет неопределенность ...
// monocle.ru
Почему эта технология доставки газа потребителю долгое время не была востребована? Во-первых, сам рынок газа был маленький вплоть до 1970-х — 1980-х годов. На самом деле рынок газа, как мы его знаем сейчас, — это следствие нефтяного шока 1973 года, когда появилась необходимость резко снизить потребление нефтепродуктов, в том числе в электрогенерации.
В Южную Азию до сих пор нет ни одного крупного газопровода. Было много идей тянуть его из Туркменистана, из Ирана, через Пакистан, но до сих пор ничего не построено и перспектива очень туманна, а в Индии потребление СПГ растет и ставка делается именно на него.
То же самое в Латинской Америке, в Африке, правда, в Африке пока нет потребления СПГ, строго говоря. Это будущий Клондайк.
Т. Г.: А почему будущий Клондайк?
А. Б.: Потому что в целом потенциал роста спроса на энергию, особенно в электроэнергетике, в африканских странах, в том числе в странах южнее Сахары, весьма велик, как и в целом потенциал экономического роста. И кроме того, центры потребления потенциальные сосредоточены как раз вдоль побережья, особенно в Западной Африке.
А в целом рынок СПГ по-прежнему сконцентрирован в трех регионах. Это Северо-Восточная Азия, Европа и Южная Азия — Индия, Пакистан, Бангладеш. Все остальное достаточно второстепенные по объему рынки.
Если взять совсем грубо, то трубопроводный газ транспортировать дешевле при дальности транспортировки до четырех-пяти тысяч километров. Хотя, опять же, многое зависит от условий транспортировки. Но если мы говорим про более отдаленные расстояния, а СПГ поставляется на 10‒20 тысяч километров, то там, конечно, СПГ будет экономически более целесообразен.
А. Б.: На самом деле СПГ в Европе появился раньше, чем российский трубопроводный газ. Как мы уже говорили, первая поставка была из Алжира в Великобританию. Долгие годы весь мировой рынок СПГ был элитным клубом. Очень ограниченное число поставщиков, горстка буквально, и столь же ограниченное, чуть большее, число потребителей, в основном это экономически наиболее развитые страны: Япония, Корея, Тайвань и ряд европейских стран. Ну еще США какое-то время были на этом рынке. Вот, собственно, и всё.
Т. Г.: Потому что дорого?
А. Б.: Дорого создание инфраструктуры. Для того чтобы СПГ принять, нужно построить регазификационный терминал, что требует больших капитальных вложений. Плюс нужно строить трубопроводы от этого терминала до потребителя. Долгое время, до конца 2000-х, это просто не было востребовано по экономическим причинам. А бум СПГ на глобальном Юге начался где-то с 2008‒2009 года и продолжился в 2010-е. Китай импортировал первую партию СПГ в 2006 году, примерно тогда же Индия. Это был переломный момент, когда рынок СПГ из состояния элитарного клуба перешел в более или менее массовое явление. На нем среди потребителей появились страны с низким уровнем доходов. Например, Бангладеш, довольно быстро сейчас растущий рынок.
Здесь надо еще отметить, что мощности регазификации примерно в два с половиной раза превышают в мире в целом объем годового импорта. Годовой импорт СПГ сейчас где-то 400 миллионов тонн, а мощности по регазификации — миллиард тонн.
Т. Г.: Такой резерв?
А. Б.: Нет, просто потребление СПГ сезонно неравномерно. И, допустим, в Японии и Корее просто нет развитой системы подземных хранилищ газа, где можно было бы летом этот газ запасать, а зимой использовать. Есть возможность хранения самого СПГ на любом приемном терминале, но там относительно небольшие объемы. Зато в период пикового спроса регазификационные мощности используются на 80‒90 процентов.
А. Б.: «Газпром», как ответственный за экспорт газа в России, долгое время очень скептически относился к перспективам и целесообразности поставок СПГ. Были довольно острые дискуссии на эту тему в 2000-е годы. И в какой-то мере «Газпром» оказался прав: с 2011 по 2014 год мировой рынок СПГ стагнировал. В Европе в первой половине 2010-х спрос на газ вообще снижался и потом уже начал расти после 2015‒2016 года. В большинстве стран Западной Европы был достигнут какой-то уровень насыщения, а в Восточной Европе экономический рост был слабым и не обеспечивал достаточного прироста спроса на газ. Кроме того, газ проигрывал конкуренцию углю, тогда еще так массово угольные станции не выводили с рынка.
Т. Г.: Так вот, Россия вошла на рынок СПГ в 2009 году. Насколько я понимаю, у нас ключевой игрок на этом рынке — «НоваТЭК», получающий достаточно большие льготы и осуществляющий достаточно большие инвестиции. Это как-то связано с Северным морским путем. То есть мы серьезно делаем ставку на рынок СПГ. Это правильная ставка?
Напомню цифры. Трубопроводные поставки российского газа в ЕС в 2021 году составляли 140 миллиардов кубометров, в прошлом году они упали до 60 миллиардов кубометров, в этом году будет около 20 миллиардов. То есть за два года поставки упали в семь раз. Я думаю, что при самом благоприятном сценарии, если предположить нормализацию политических отношений с ЕС, они могут восстановиться до 60 миллиардов. И это действительно очень оптимистично, потому что в Европейском союзе еще и спрос на газ продолжает падать, и, по планам европейцев, он будет сокращаться до 2030 года. Чем у́же будет рынок, тем меньше потенциал для поставок из России. И чем дольше разрыв связи происходит, тем больше образуется других связей, других контрактов, в том числе долгосрочных.
Т. Г.: Ну а если мы претендуем на рынок газа Южной Азии, то никаких других сценариев, кроме СПГ, нет?
А. Б.: Теоретически можно построить трансафганский газопровод из Туркмении до Индии и к нему подключить российский газ. Но, во-первых, это не нужно Туркмении, а во-вторых, сам этот газопровод вызывает много вопросов. Он обсуждается, наверное, лет двадцать пять. Других вариантов нет. Мы, по сути, исчерпали все рынки, куда можно поставлять газ трубопроводом.
А. И.: А падение цен будет? И как тогда будут окупаться проекты, даже те, которые выиграют гонку за существование?
А. Б.: Падение цен должно быть. Начиная с 2026 года цены будут падать, но на какую величину, до какого предела, никто сейчас не скажет.
А. И.: Катар уже прокладывается, он заключает долгосрочные контракты на СПГ со своих новых проектов. Уже половину своих приростов он законтрактовал.
Основная конкуренция сейчас идет между США и Россией. Две страны, у которых очень большие и очень амбициозные планы и возможности по строительству новых мощностей. Много избыточной добычи потенциальной и в принципе неплохая возможность создания заводов. Понятно, где их создавать, более или менее понятна их экономика, и есть достаточно большой интерес со стороны потенциальных потребителей.
И те санкции, которые США вводят очень активно начиная с сентября, — это попытка, формально привязанная к украинскому кризису, выдавить неэкономическими методами Россию как ключевого конкурента.
Что касается Европы, то у нее на самом деле позиция сугубо политическая. Вот там экономики нет никакой.
Но потенциально мы можем потерять европейский рынок, речь именно об этом. Если политически в наших отношениях с ЕС ничего не изменится, то я думаю, что где-то к 2026 году, максимум к 2027-му, путь для российского СПГ в Европу будет закрыт.
Т. Г.: Ну, в ЕС закроется. Так есть же Южная Азия.
А. Б.: Здесь проблема, опять же, логистики, потому что от «Ямал СПГ» до, допустим, бельгийского порта Зебрюгге от девяти до тринадцати суток пути. А чтобы тот же газ доставить в Индию или в Китай, нужен месяц.
А. И.: Ну и нужны суда другого типа?
А. Б.: Не обязательно. Есть проблема судов ледового класса, для этого создаются перевалочные пункты в Мурманской области и на Камчатке, но главное все-таки длительность транспортировки, потому что если у вас есть один танкер, который может в одном случае дойти за десять дней, а в другом за тридцать, то во втором случае этот танкер вы сможете использовать в три раза меньше, а значит, понадобится втрое больше танкеров для вывоза эквивалентного объема груза. А здесь у нас очень большие сложности.
Т. Г.: А у американцев? Они вроде не ближе нас от ключевых центров потребления.
А. Б.: У США нет проблем, потому что их поставки обслуживает почти половина мирового флота СПГ. Они очень привлекательны. А у России в условиях санкций, которые в части СПГ набирают обороты, очень опасно продолжать делать ставку на использование зарубежного флота.
А. И.: Лично у меня уверенности в правильности нашей страновой ставки на СПГ не прибавилось. Риск, что мы торопимся на дискотеку, где первых красавиц уже разобрали, остается. А косвенное свидетельство этого риска — Энергетическая стратегия РФ до 2035 года, где целевой уровень производства СПГ дан в размашистой вилке от 80 до 140 миллионов тонн. Текущий уровень — 32 миллиона тонн, я напоминаю. Может быть, России надо сделать ставку на следующую энергетическую технологию? Например, на водород, в который я лично еще меньше верю, чем в СПГ, еще на что-то?
А. Б.: Посмотрите, в чем основная проблема, мне кажется, сейчас, если вообще говорить про газовую отрасль России. У нас все последние 30 лет внутренний рынок газа субсидировался за счет экспорта. То есть все огрехи, все дисбалансы, которые были на внутреннем рынке, покрывались за счет огромных доходов в Европе. И по оценкам «Газпрома», и по независимым оценкам, текущие поставки на внутренний рынок во многих случаях убыточны. Соответственно, «Газпром» активно продавливает повышение внутренних цен на газ. И, в общем-то, отчасти в этом преуспел. В декабре повысили цены для промышленных потребителей. В 2024‒2025 годах тоже будет повышение, уже для всех потребителей. То есть мы идем по пути снижения экономической доступности газа для внутренних потребителей. На мой взгляд, это путь не самый лучший, потому что газ играет большую роль в поддержании устойчивости экономики России в целом.