Николай II и его эпоха

"Я (имярек), обещаюсь Всемогущим Богом верно служить Его Величеству Петру Первому, Царю и Самодержцу Всероссийскому, и протчая, и протчая, и наследникам со всею ревностию, по крайней силе своей, не щадя живота и имения. И долженствую исполнять все указы и уставы сочиненныя, и иже впредь сочиняемые от Его Величества и его Государства. И должен везде, во всяких случаях интерес Его Величества и Государства предостерегать и охранять, и извещать, что противное услышу и все вредное отвращать. А неприятелем Его Величества и его Государства везде всякий удобьвозможный вред приключать, о злодеех объявлять и их сыскивать. И все протчее, что к пользе Его Величества и его Государства, чинить по доброй христианской совести, без обману и лукавства, как доброму, честному человеку надлежит, как должен ответ держать в день Судный. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий".

 

В 1743 г. Императрица Елизавета Петровна собственноручно утвердила текст «Присяги на верность службы». Помимо присяги самой Императрице, одновременно присягали «...и Ея Императорского Величества Высокому Законному Наследнику», т.е. будущему Императору Петру III. Однако уже в манифесте от 25 декабря 1761 г. о восшествии Императора Петра III на престол имя наследника не было названо, а в форме «Клятвенного обещания» (присяги) говорилось о верности Императору и «...по высочайшей Его воле избираемым и назначаемым наследникам».

 

ПРИСЯГА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.

С древнейших времен и до настоящего времени при поступлении на службу существовал обычай давать клятву верности (приносить присягу), смысл которой заключался, прежде всего, в установлении определенных отношений между тем, кто принимал к себе на службу (военную, государственную) и вступавшим на эту с... //  dalmate.ru

 

«…Именем Бога Всемогущего пред святым его евангелием клянусь и обещаюсь его императорскому величеству моему всемилостивейшему государю, родителю, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя и живота своего до последней капли крови, и все к высокому его императорского величества самодержавию, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной относиться может, а по званию моему члена Императорского дома обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии престола и порядке фамильного учреждения, в основных законах империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и Судом его страшным ответ в том дать могу».

 

Присяжный лист наследника цесаревича и великого князя Николая Александровича | 400-летие Дома Романовых

Jump to navigation «…Именем Бога Всемогущего пред святым его евангелием клянусь и обещаюсь его императорскому величеству моему всемилостивейшему государю, родителю, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя и живота своего до последней капли крови, и все к высокому его императорского величества самодержавию, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной относиться может, а по званию моему члена Императорского дома обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии престола и порядке фамильного учреждения, в основных законах империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и Судом его страшным ответ в том дать могу». //  Дальше — romanovy.rusarchives.ru

 

Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.
Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твёрдое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.
Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.
Михаил 3/III — 1917 Петроград.

 

*) Расходъ министерства народнаго иросвѣщенія на низшія школы относится къ расходамъ на школы городскія по преимуществу, такъ какъ содержатся на счетъ министерства только образцовый сельскія школы, которыхъ имѣется по нѣсколько въ некоторыхъ губерніяхъ.

 

В 1896–1897 гг. перед царской дипломатией стояли выдвинутые соглашениями 1896 г. вопросы об экспансии как в Корее, так и в Маньчжурии. Если бы — как думали в русском министерстве иностранных дел — не пугаясь некоторых затрат, энергично приняться за дело в Корее, то политических трудностей там встретилось бы меньше, чем в Маньчжурии. На пути и там стояли японцы, господствовавшие в торговле, и англичане, державшие в своих руках управление королевскими доходами. Корейское же правительство (после японско-китайской войны 1894–1895 гг.) полностью находилось под влиянием России, боялось возвращения японской диктатуры и готово было передать военное и финансовое управление страной в руки русских и пустить против японских банков русский банк, а французские и американские компании, получившие концессии на железные дороги, готовы были перепродать свои права России. Однако экономически Корея не представляла тогда соблазна для русского банковского капитала, (за «ничтожностью русской торговли»), и Ротштейн, без которого Витте воздерживался предпринимать там решительные шаги, не обнаруживал интереса серьезно ангажироваться в корейские дела.87

Зато в Маньчжурию углубляться остерегалось именно министерство иностранных дел, предвидя бурю со стороны китайцев и осложнения со стороны англичан. А наоборот, Ротштейн (а вслед за ним и Витте) склонен был форсировать и расширение прав и привилегий банка, и приобретение выхода для КВжд в Желтое море, и загиб проектируемой магистрали КВжд поближе к богатым районам на севере южной Маньчжурии. Наконец, Ротштейн же обнаруживал нетерпение заручиться согласием Китая на специальную ветвь от КВжд к Пекину. И вот, замедляя несколько темпы в Корее, Витте (через директора Русско-Китайского банка, кн. У. Ухтомского) на свой риск и страх, по секрету от Муравьева, летом 1897 г. поверг в величайшее волнение пекинское правительство предъявлением ему этой своей, банковской, «империалистической» маньчжурской программы и явственно нанес удар той видимости дипломатической «дружбы», под знаком которой шли пока что русско-китайские отношения после Симоносекского мира. Китайцы не только отказались на этот раз пустить русских дальше «двора» «в самые комнаты, где у нас жены и малые дети» (как говорил Ухтомскому Ли Хунчжан), но и бросились искать защиты у англичан, спешно предложив им принять участие в постройке железной дороги от Пекина в глубь Маньчжурии наперерез русским и допустив английский капитал (Причарда Моргана) к геологическим разведкам по всей южной Маньчжурии.88

 

Это не означало еще в глазах Витте окончательного крушения его монополистической программы относительно Маньчжурии и тем более каких-либо ограничений за пределами маньчжурской зоны. Еще целый год после того Витте, повелительно ссылаясь на интересы Русско-Китайского банка и в частности французских его акционеров, протаскивал эту империалистическую линию — вопреки сопротивлению военных и феодальных членов правительства. Он решительно восстал против предложенного Англией (летом 1898 г.) разграничения русской и английской «сфер влияния» в Китае и считал «гибельным» ограничить русскую «сферу» линией «Великой Стены» (к северу от Пекина) под тем предлогом, что банк успел к тому времени уже ангажироваться в ряд предприятий в центральном Китае к югу от Стены. А это затянуло русско-английские переговоры на 9 месяцев, в течение которых англичане успели поставить русскую дипломатию перед «совершившимся фактом» вложения английского капитала в постройку железных дорог от Пекина к южноманьчжурскому порту Инкоу и к городку Синминтин вблизи от Мукдена (навстречу южноманьчжурской линии КВжд). И в конце концов царизму пришлось проглотить и эту пилюлю, лишь бы обеспечить себе полный покой — отказом Англии от каких-либо дальнейших нарушений железно дорожной монополии России в Маньчжурии в обмен на отказ России от железнодорожных домогательств к югу от Великой Стены (соглашение 16 апреля 1899 г.).95

 

А наряду с японским в эти годы росло и английское влияние в Пекине, в результате прежде всего ослабления позиций русской дипломатии. В этом смысле все три русские акта 1898–1899 гг.: 1) аренда Порт-Артура с отказом перед лицом английских угроз от монголо-маньчжурской программы-максимум, 2) англо-русское соглашение о разграничении сфер с вынужденным признанием английских южно-маньчжурских железных дорог и 3) русское требование о концессии на железную дорогу к Пекину, вконец возмутившее китайцев и отвергнутое ими, — все это были гири на английскую чашу весов.119