В 1819 году Магницкий был послан в качестве ревизора в Казань с правами попечителя. В представленном им отчёте он обвинял новооснованный Императорский Казанский университет в растрате казённых денег и в безбожном направлении преподавания и предлагал торжественно разрушить самое здание университета.
Такая мера не встретила, однако, сочувствия в Главном правлении училищ и не была одобрена государем; вместо уничтожения университета предположено было его преобразование, производство которого было поручено самому Магницкому, назначенному попечителем Казанского округа. Сущность преобразований Магницкого, по его же определению, заключалась в искоренении вольнодумства и основании преподавания всех наук на благочестии. Университет потерял даже тень самостоятельности и был всецело подчинён попечителю, старавшемуся сделать из высшего учебного заведения что-то похожее на монастырь.
При самом назначении Магницкого по его представлению были уволены 11 профессоров; затем последовали новые увольнения лиц, не подходивших в чём-либо к пропагандируемому направлению. Преподавание римского права в университете было заменено правом византийским, и в качестве источника последнего Магницким указывалась Кормчая книга. Похвалы Магницкого удостоился только физико-математический факультет. Тем не менее, его декан, М. Ф. Бартельс, также покинул университет, а на его место назначили 28-летнего Лобачевского.
В 1823 году была устроена особая «кафедра конституций», английской, французской и польской, «с обличительной целью». Профессора всех факультетов и кафедр, не исключая и медицинских, были обязаны проповедовать преимущество святого Писания над наукой. Так, политическую экономию предлагалось преподавать по Библии[4]. В том же 1823 году Магницкий выступил в главном правлении училищ с доносом против московского профессора Давыдова, обвиняемого им в «следовании безбожному учению Шеллинга», и предлагал совершенно уничтожить преподавание философских наук в университетах.
Едва вступив на престол, Николай I занялся расследованием деятельности Магницкого, Рунича и других одиозных обскурантов. Назначенная в 1826 году ревизия генерал-майора П. Ф. Желтухина вскрыла перед правительством результаты системы Магницкого в виде полного падения университета; обнаружилась и громадная растрата казённых денег. Магницкий был отставлен 6 мая 1826 года от должности попечителя; для покрытия растраты был наложен секвестр на его имения.
Доставленный с фельдфебелем в Ревель, остаток жизни он провёл вдали от государственных дел. В 1831 году доносил императору на «заговор иллюминатов», во главе которого якобы стоял его бывший покровитель Сперанский. В 1839 году за донос на генерал-губернатора М. С. Воронцова был выслан из Одессы в Херсон. Умер в нищете.
В соответствии с "Международной статистической классификацией болезней" МКБ-10 и судебно-медицинскими требованиями к установлению причин смерти, мы считаем правомерным привести обоснованное и аргументированное заключение о причине смерти А.С. Пушкина. Смерть его наступила от огнестрельного пулевого слепого ранения живота, проникающего в брюшную полость с множественными повреждениями костей таза, тонкого кишечника, сосудов, мягких тканей. Осложнениями основного вида травмы явились: массивная кровопотеря (постгеморрагическая анемия, гиповолемический шок - общая кровопотеря около 2,5 л с дефицитом ОЦК 50%), перитонит, не исключено, что фибринозно-гнойный сепсис, септический шок.
В танатогенезе нельзя исключить жировую эмболию - тромбоэмболию ветвей легочной артерии, ДВС синдром (диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови), возможную миоглобинурию вследствие размозжения мышц.
Упреки и даже обвинения в адрес врачей, лечивших Пушкина, особенно в адрес Арендта в бездействии, а может быть в содействии гибели поэта, стали раздаваться через столетие, когда хирурги научились оперировать и лечить подобных больных. Выдающийся хирург С.С. Юдин, хотя и усмотрел в лечении Пушкина некоторые ошибки, четко заявил, что рана его была безусловно смертельна, в те годы об операции невозможно было и думать. В свое время специальная комиссия во главе с Н.Н. Бурденко пришла к выводу, что проведенное Арендтом лечение раненого Пушкина для того времени было безупречным. Один из ведущих патриархов хирургии Б.В. Петровский в 1982 году отмечал: "С позиции современной хирургии мы можем сказать, что перед тяжелым ранением А.С. Пушкина наши коллеги первой половины XIX века были беспомощны".
На операцию Арендт не мог решиться в то время, да она была и противопоказана согласно тогдашнему состоянию хирургической науки. Он начал лечить Пушкина по всем правилам тогдашней науки, используя разные симптоматические способы. Эти меры были недостаточными и не могли помочь Пушкину, хотя тактика консервативного лечения была одобрена известными хирургами Х.Х. Саломоном и М.В. Буяльским. Не следует забывать, что лишь через десять лет после смерти поэта появился эфирный наркоз, а необходимая для брюшных операций асептика - лишь через полвека. Науке еще не были известны рентгеновские лучи, антибиотики, гемотрансфузия и много другое. Да и спектр лечебных средств в то время был весьма ограничен.
Тактика консервативного лечения (остановка кровотечения, холодные компрессы, холодное питье, дача каломеля, лавровишневой настойки, касторового масла, опия, использование пиявок, клизмы) в целом была правильной и продлила жизнь больного. Некоторые врачебные назначения, с современной клинической точки зрения, спорны, имеют недостатки, и подверглись суровому осуждению врачей. Ни одно из вышеуказанных средств не было особенно полезным или вредным. В настоящее время установлено, что каломель - препарат, который применяли в качестве слабительного, мочегонного и противовоспалительного средства, оказывает токсическое действие на организм.
Нецелесообразным явилось назначение большого количества пиявок, которые отняли у больного единственно оставшееся целительное средство - кровь. Существенной ошибкой являлось несвоевременное и недостаточное назначение опия - единственного обезболивающего средства. Именно оно в первые двое суток обеспечивало бы наибольший покой кишечнику. Непоправимой ошибкой являлось назначение очистительной клизмы, "облегчить и опростать кишки". Назначая эту процедуру, врачи не знали о переломах костей таза. В связи с этим трудно себе представить, в каком немыслимом положении было осуществлено "промывательное", которое и так усугубило тяжелое состояние Пушкина.
Можно ли было спасти Пушкина?
Учитывая характер и тяжесть травмы (огнестрельное пулевое слепое ранение живота, множественные оскольчато-фрагментарные переломы костей таза с повреждением тонкой кишки, артериально-венозных сосудов, брюшины, мышц с образование забрюшинной гематомы и кровотечением в брюшную полость), минимально необходимым для спасения жизни Пушкина перечень мероприятий должен быть следующим: асептическая повязка на месте происшествия, введение обезболивающих и гемостатических средств, госпитализация в положении лежа на щите; в пути: введение плазмозаменителей, противошоковых средств; в стационаре: рентгенологическое, ультразвуковое исследование; эндотрахеальный наркоз; операция - нижняя срединная лапаротомия с удалением излившейся крови и резекцией ушибленного очага тонкой кишки, иссечение поврежденных тканей; удаление отломков подвздошной кости и гематомы, внебрюшинный подход к крестцу и санирование его повреждения с удалением отломков и пули, хороший гемостаз с восполнением кровопотери, введение массивных доз антибиотиков, ушивание раны с дренированием брюшной полости и забрюшинного пространства.
Во время и после операции: интенсивная терапия, введение плазмозаменителей, антибиотиков под прикрытием небольших доз гепарина, переливание свежезамороженной плазмы с ингибиторами протез и других средств. В послеоперационном периоде лечение в условиях реанимационного отделения.
Таким образом, даже неспециалисту ясно, что большинство из указанных мероприятий в то время были неосуществимы, подобные операции с большой осторожностью стали производить только в последней четверти XIX века, а трагический исход был предрешен, несмотря на оказание помощи Пушкину достойными представителями отечественной медицины. Не следует забывать, что с момента ранения и до начала врачебных мероприятий поэту прошло около двух часов, и врачи застали его с выраженными признаками острой кровопотери.
Следует подчеркнуть, что и в наше время при самых благоприятных условиях оказания квалифицированной хирургической помощи, рана Пушкина должна быть оценена очень опасной и тяжкой, а исход, по данным в 30-40% определен как неблагоприятный. Учитывая современные достижения военно-полевой хирургии и тяжесть ранения Пушкина, даже полный объем хирургических мероприятий мог не предотвратить смертельный исход, ибо летальность при подобной травме составляет 17,2-18,6%.
Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз был бит ими, не раз напаиван ими шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью, и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика, и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «Пошел! пошел!», тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так, ни жив ни мертв, сторонился от него. «Настоящие господа!» – думал он.
Собственный печальный опыт Николая I и понимание того, что его сын должен стать преемником, заставили императора крайне серьезно отнестись к организации учебного процесса старшего сына, как к образовательной программе, так и подбору преподавательских кадров.
Прежде всего стоит отметить, что «солдафон» Николай I в качестве методиста, отвечавшего за образовательный процесс, с правом определения программы и подбора кадров назначил поэта В.А. Жуковского. Поэта, а не генерала!!! Безусловно, это стало прорывом в подходе к образованию детей при императорском дворе. Однако традиция оставалась традицией, и «по образцу прежних лет» главным воспитателем к наследнику-цесаревичу назначен генерал П.П. Ушаков.
Общеизвестно, что В.А. Жуковский потратил на составление «Плана учения» около полугода, закончив его к осени 1826 г. В «Плане» весь период обучения будущего императора разделялся на три периода. Первый – с 8 до 13 лет – предполагал «приготовительное учение», то есть изучение общеобразовательных дисциплин. Второй период – с 13 до 18 лет – предусматривал «учение подробное» и третий период – с 18 до 20 лет – «учение применительное». Николай I утвердил план учения, представленный В.А. Жуковским. Он внес только одну поправку, исключив из образовательной программы сына латинский язык.
Личным решением Николай Павлович изменил и систему военной подготовки своих сыновей. Вместо создания «потешной» роты «под цесаревича» он приказал зачислить в июне 1827 г. девятилетнего великого князя цесаревича Александра Николаевича в списки кадет Первого кадетского корпуса, отложив начало практического обучения сына в петергофских лагерях на 2 года.
Все время цесаревича, как учебные, так и не учебные часы, было расписано буквально по минутам.
Летние каникулы у цесаревича продолжались полтора месяца, с середины июня по 1 августа. Причем эти «каникулы» цесаревич проводил в петергофских лагерях с кадетами. В.А. Жуковский, борясь с фамильной чертой Романовых, предложил военную подготовку мальчика ограничить только этим временем.
Впервые в лагеря вместе с кадетами цесаревич вышел из Петербурга в 1829 г. в возрасте 11 лет. Вышел в буквальном смысле в одном строю с кадетами. Позже военные лагеря дополнили изучением ружейных приемов в залах Зимнего дворца.
Обычно В.А. Жуковскому приписывают главные заслуги в прекрасном образовании Александра II. Роль В.А. Жуковского в этом была действительно велика, но вместе с тем это не совсем так. Сами царственные воспитанники впоследствии весьма критически оценивали педагогические способности поэта, да и конкретные методические новации носили достаточно спорный характер. Поэтому правильнее считать главной заслугой В.А. Жуковского то, что он изменил
образовательную концепцию, а честь ее практического воплощения с существенными коррективами принадлежит капитану К.К. Мердеру и главному воспитателю генералу П.П. Ушакову.
Одна из дочерей Николая I писала о В.А. Жуковском: «На его долю выпала незаслуженная слава составления плана воспитания наследника престола… Я склонна признать за ним красоту чистой души, воображение поэта, человеколюбивые чувства и трогательную веру. Но в детях он ничего не понимал».
По ее же свидетельству, при выборе учителей больше следовали советам пастора Мульрата, возглавлявшего лучшее частное учебное заведение Петербурга: «Благодаря прекрасным преподавателям и Мердеру с его практическим умом влияние Жуковского не принесло вреда».
Важная особенность домашнего образования в Зимнем дворце состояла в том, что занятия с каждым из мальчиков шли отдельно или в крайнем случае в классе сидело два ученика. Но и при этом раскладе «отсидеться» на уроке было невозможно, поскольку каждый из мальчиков на каждом из уроков оказывался с глазу на глаз с преподавателем. Им задавали домашние задания каждый день и контролировали их выполнение каждый день тоже. Взаимоотношения учеников и учителей предполагали, что и те и другие обращались друг к другу по имени-отчеству. Учителям сразу же запретили называть мальчиков «высочеством», разрешалось спрашивать своих учеников и ставить им самые жесткие оценки. Более того, родители просили учителей не баловать мальчиков, а обходиться с ними построже
Поскольку физические наказания исключались по отношению к цесаревичу, то воспитатели пытались повышать его мотивацию к занятиям самыми разнообразными методами.
Во-первых, для цесаревича подобрали двух ровесников, которые должны были пробудить дух конкуренции и соревновательности.
Во-вторых, Николай I внимательно следил за успехами сына и, как правило, присутствовал на всех экзаменах. Он даже как-то высказал намерение самому
читать сыну курс российской истории: «Учителем русской истории был Арсеньев. Император ему сказал: «До Петра – вы, а с Петра – я».
В-третьих, использовались различные педагогические игры. Для оценки знаний цесаревича были изготовлены деревянные шары и ящик. За хороший ответ в ящик опускался белый шар, за плохой – черный. В конце недели подводились итоги. Тот, у кого оказывалось больше белых шаров, получал право истратить определенную сумму на благотворительность.
Следует учитывать и специфику образования в самой императорской резиденции. Это была не «чистая» учеба, она тесно переплеталась с придворными церемониями и обязанностями. В придворных торжествах наследник начал принимать участие с 11 лет.
Будние дни, как правило, проходили следующим образом. Цесаревич Александр Николаевич и его товарищи-ровесники, граф Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль, которых поселили в Зимнем дворце, поднимались в 6 утра. Затем они завтракали, молились и готовились к урокам. Уроки, или, как тогда говорили «классы», начинались в 7 утра и продолжались до 12 часов. Для мальчиков предусматривалась «большая перемена» (с 9 до 10 часов утра) для отдыха.
После 12 часов два часа выделялось на прогулку. С 14 до 15 часов дети обедали. Затем до 5 часов играли, гуляли и отдыхали. С 5 часов до 7 вечера вновь были «классы». С 7 до 8 вечера мальчики занимались гимнастикой и различными играми. В 8 часов они ужинали. Два часа выделялось на личные нужды, причем в это время входило обязательное писание дневника.
В 10 часов – отбой. В воскресные и праздничные дни вместо уроков оставалась гимнастика, игры, чтение и ручная работа.
Учебные занятия по плану В.А. Жуковского начались осенью 1826 г. Постепенно сложился костяк преподавателей-предметников, которые вели занятия у трех мальчиков. Всеобщую историю и французский язык вел женевский швейцарец мосье Жилль. Как вспоминала Ольга Николаевна, говорил он не слишком понятно, зато писал очень отчетливым и ясным языком и «требовал от нас, чтобы мы записывали его лекции, чем приучил нас к быстрому писанию».
Немецкий язык вел секретарь императрицы Александры Федоровны Шамбо; английский – Альфри. Арифметику преподавал академик Коллинс. Затем ему на смену пришел профессор Академии наук Ленц, он преподавал физику и в нем «Соединились большие знания и добродушие». Видимо, в отличие от преподавателя истории, Коллинс и Ленц могли заинтересовать и учеников и учениц своим предметом. По крайней мере, Ольга Николаевна упоминает, что «была страстно увлечена химией и следила с большим интересом за опытами, которые производил некто Кеммерер, его помощник. Он показывал нам первые опыты электрической телеграфии, изобретателем которой был Якоби». Более того, «уже в то время мы получили понятие о подводных снарядах, впоследствии торпедах».
Вскоре помощником К.К. Мердера назначается его товарищ по Первому кадетскому корпусу капитан Юрьевич, он преподавал польский язык, выполнял репетиторские обязанности по арифметике и организовывал гимнастические игры внутри Зимнего дворца. В.А. Жуковский преподавал русский язык, общую грамматику, основы физики и химии. В последующие годы состав учителей менялся мало. Например, учителя немецкого языка Шамбо заменил Эртель.
После двух лет учебы в июле 1828 г. состоялись первые «полугодовые» экзамены, они продолжались 4 дня. Поскольку экзамен носил домашний характер, то их принимали сами учителя, но при этом на экзаменах присутствовала бабушка – вдовствующая императрица Мария Федоровна. В целом учителя остались довольны, отметив хорошую наследственную память цесаревича. После сдачи экзаменов на протяжении целых шести недель были каникулы. В это лето мальчик научился хорошо стрелять и плавать.
В конце января 1829 г. провели первый «годичный» экзамен. Поскольку экзамены сдавались по всем проходимым предметам, процедура заняла 10 дней (с 24 января по 2 февраля). На этих экзаменах присутствовали родители цесаревича. Результатами экзамена Николай I остался доволен. В 1829 г. число преподавателей увеличили, что связано с расширением программы. В курс обучения цесаревича включили «Всеобщую историю», которую читал на французском языке преподаватель частного пансиона Липман, «Химию» – академик Кеммерер и «Естественную историю» – академик Триниус. «Отечественную историю» будущему императору преподавал Жуковский. Царским дочерям «Отечественную историю» читал М.М. Тимаев. Ольга Николаевна называет его педантом и сухарем. Она пишет, что он «был единственным нашим преподавателем, который экзаменовал нас и наказывал, заставляя переписывать что-либо, за малейший проступок. Нужно было принести в жертву свою любовь к Отечеству, чтобы учить его уроки».
Кроме этого среди преподавателей были учитель чистописания Рейнгольд, фехтования – Сивербрик, и танцев – Огюст. Детей продолжали активно развивать физически: шли регулярные уроки фехтования, занятия верховой ездой, гимнастикой. Мальчики совершали пешие прогулки, катались с ледяных гор в саду Аничкова дворца.
В 1830 г. в курс обучения ввели географию со статистикой России (преподаватель Арсеньев) и русскую словесность (преподаватель Плетнев). По характеристике Ольги Николаевны, «он (Плетнев. – И. 3.) был очень посредственным педагогом», но «его влияние на наши души и умы было самым благодатным».
Следует отметить, что преподавание царским детям являлось делом не только профессионального престижа, но и весьма хорошо оплачиваемым занятием. Конечно, все они совмещали преподавание в Зимнем дворце со своей основной работой, но при этом в Зимнем дворце все они получали 300 руб. серебром в год и после окончания курса получали эту же сумму пожизненно, как пенсию. Причем пенсия шла за каждого из высокорожденных учеников отдельно.
В 1831 г. образовательный курс не претерпел изменений, но в организации досуга, кроме первых охот на зайцев и уток, началось издание рукописного журнала «Муравейник». Этот журнал издавал цесаревич со своими товарищами. Те же самые преподаватели занимались в 1840-х гг. со вторым сыном Николая I, великим князем Константином Николаевичем.
В 1830-х гг. по несколько облегченной программе занимались и с тремя дочерьми Николая I. Ольга Николаевна упоминает, как в 1835 г., во время поездки в экипаже, «пока мама читала», она зубрила «исторические даты по картинкам Жуковского». За курсом ее учения еще в 1837 г. внимательно следила воспитательница Анна Алексеевна Окулова. Девочке торопились дать базовый образовательный курс, поскольку предполагалось, что она выйдет замуж в 16 лет.
На дальние расстояния хлеб перевозили преимущественно по воде или железнодорожным путем. Т.М. Китанина выделила 5 главных направлений движения товарных хлебных грузов:
1.Район юго-западных железных дорог. Зона притяжения – Бессарабия, Подольская, Киевская, Херсонская губернии. Отсюда зерновой товар двигался на север и северо-запад (Брест, Варшава, Данциг, Кенигсберг) и на юг (Одесса, Николаев).
2.Либаво-Ровенская железная дорога (притягивала грузы с территорий современной Украины и Белоруссии и направляла в сторону Петербург-Варшава).
3.Из центральных районов европейской России (Орел, Курск, Воронеж, частично Харьковская губерния) зерно перемещалось в западном направлении в сторону Риги.
4.Зерно из юго-восточных областей европейской России в Москву и Петербург и др. районы поступало по 9 железнодорожным линиям.
5.Волжский бассейн представлял самостоятельное направление. Рассмотрим его подробнее. По подсчетам современных исследователей, соотношение водных и железнодорожных перевозок в Поволжье до начала Первой мировой воны (в 1914 г.) было примерно равным (114 и 94,9 млн. пудов соответственно). Водный путь был дешевле, чем по железной дороге, привычней для участников торговли, крестьян прежде всего, хотя он и имел естественные ограничения.
...Не меньше удивила императора и прочитанная тогда же записка об истинном отношении сподвижников Петра I к проводившимся им преобразованиям.
Оно из тайны стало явью после того, как царь-реформатор ушел в мир иной.
Эти «воры гнезда Петрова», умудрявшиеся исполнять волю первого российского императора так, чтобы получать личную выгоду и наживать значительные состояния, безжалостно критиковали все начинания своего благодетеля. И это следовало из их высказываний, сохранившихся в записях заседаний созданного в 1726 году Верховного тайного совета.
И эту череду примеров можно было бы продлить и на более поздние времена, от чего предусмотрительно, во избежание недовольства царя, отказались члены Императорского Русского исторического общества. Ведь не менее характерным было правление Николая I. Он выбрал для себя роль императора-рыцаря, поддерживающего незыблемый порядок в России и в Европе. А потому вставал на защиту «своих» — ближних и дальних монархов в их борьбе с крамолой и революциями, не обращая внимания на то, что вместо благодарности зачастую потом получал от них удар в спину.
Не сдавал он и сановников из своего ближайшего и поддерживавшего его во всем окружения.
Царь просто перемещал их после очередного провала по службе или связанного с «хищничеством» к деньгам скандала на новую высокую должность. И, как шутили в николаевское время, самый одиозный из приближенных императора — граф П. А. Клейнмихель — «только митрополитом не бывал».
Результат этой политики Николая I был хорошо известен. За рубежом его именовали «европейским жандармом», а установленные им порядки внутри страны привели к катастрофическому отставанию в экономике от ведущих мировых держав. Следствием чего стала крайне неудачная для России Крымская война.
Николаевские времена: бессильная резолюция самодержца на деле о постройке Тульского шоссе: «Шоссе нет. Денег нет. И виновных тоже нет», его же вопль про коррупционеров в своем ближнем круге: «Рылеев с сообщниками так бы со мной не поступили!» и меланхоличное обращение к наследнику: «У нас в России, Саша, не воруют только два человека: ты да я»
В истории декабристов и восстания на Сенатской площади много неясного. Часть историков считает, что параллельно с заговором декабристов происходила попытка дворцового переворота, который пытались устроить военный генерал-губернатор Милорадович и командование гвардии. Генералам был крайне невыгоден приход к власти Николая – человека молодого, незнакомого и чуждого им. Поэтому они вынудили Николая, вопреки завещанию, присягнуть в верности императору Константину I, полагая, что им, старым боевым сподвижникам цесаревича, удастся уговорить его вступить на престол. Но Константин упорствовал в своем отказе от трона, несмотря на отчаянные письма Милорадовича и других к нему. Из-за этого и произошла пауза, которой и воспользовались декабристы.
...
Наконец, в последнее время в литературе было высказано серьезное сомнение относительно разветвленности и организованности декабристских тайных обществ. Не преувеличили ли задним числом сами подследственные, а потом и ссыльные свою революционную деятельность до момента совершения ими государственного преступления – мятежа. Организации, в которых они состояли, во многом были аморфны, а их совещания и заседания часто сводились к дружеским пирушкам и острым разговорам о политике, что делалось во многих местах. Проекты же переустройства страны писали в России всегда, со времен Ивана Грозного.
Так получается, что большинство материалов о тайной организации декабристов относятся ко времени следствия и ссылки их в Сибирь. В материалах же самого следствия отчетливо видно естественное для политического сыска всех времен стремление «структурировать» на самом деле эфемерную организацию декабристов, оформить более четко ее цели, задачи, организацию. Не будем забывать, что это было время распространения страшных слухов о европейских карбонариях, масонских заговорах. Подследственные вольно и невольно этому помогали. Многие чувствовали себя не просто гвардейцами-мятежниками, вроде Миниха или братьев Орловых, а карбонариями, борцами за свободу. Есть свидетельства того, что Александр I еще в 1821 году знал о тайных собраниях офицерства, содержании их бесед и споров о будущем России, но не придавал этой информации особого значения. В ответ на доклад генераладъютанта Васильчикова о заговоре он сказал: «Дорогой Васильчиков! Вы, который находитесь на моей службе с начала моего царствования, вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения».
Возможно, этим объясняется инертность власти после доносов в 1825 году двух офицеров – Шервуда и Майбороды – о тайных обществах в армии. Получается, что если бы не ситуация междуцарствия, спровоцированная группой Милорадовича, никакого мятежа, возможно, и не произошло бы…