Попалось вот такое на развале по бросовой цене, периодически почитываю.
Ричард Ф. Бёртон
"Книга мечей. Холодное оружие сквозь тысячелетия"
(желающие легко найдут и в инете)
Хитрые жулики из Центрполиграфа нигде не проставили дату написания, даже в копирайте - так что только по косвенным признакам можно понять, что написана она не позднее 1890-х. Со всеми вытекающими.
(кстати, аналогичную фигню наблюдал с изданием Окшотта - что для издания исторических исследования суть полное свинство по отношению к читателю)
Поэтому книжка конечно специфисская по стилю и материалу, продираться трудно (прям как через посты отдельных пользователей, такая каша), но в
сорт транспорте сойдёт.
При всей кашеобразности, плохой структурированности изложения, каких-то не пришей кобыле хвост квазиисторических отступлений - пара любопытных моментов мелькает, в других местах не встречающаяся. В частности, тут всю дорогу обсуждали по большей части разные современные стали, но ведь главная возможная новизна, похоже, даже не только и не столько в них.
Опыт орудования мечом позволяет отметить, что форма любого образца или модели, будь то
инструмент или оружие, предполагает для него одну-единственную специфическую цель. Этого следует
ожидать. Воин выбирает себе меч так же, как лесоруб — пилу. Покажите механику новое зубило, и он
поймет его предназначение по форме, общему виду, углу заточки, по закалке, весу и тому подобным
деталям; он определит, что оно не предназначено для забивания гвоздей, сверления дыр, а служит для
обработки дерева или другого не особо твердого вещества. Так и форма меча определяется задачами,
выполнение которых от него ожидается.
У меча три основные функции — рубить, колоть и защищать. Если бы качества, необходимые для
выполнения этих грех функций, можно было совместить, было бы нетрудно выбрать единую наилучшую
форму. Но к сожалению — а может, стоило бы сказать, к счастью, — каждое качество сильно мешает
другому. Отсюда и различные модификации, принятые различными народами, и последовательные
ступени прогресса.
Самая простая и самая эффективная форма боевого инструмента, рассчитанного на рубящее
действие, — американский палаш, которым пользуются скваттеры в лесной глуши. Это возрожденная
форма доисторического кельта или инструмента палача — простой тяжелый стальной клин, закрепленный
на легкой, жесткой ручке так, чтобы вся сила удара концентрировалась на лезвии, которым наносится удар.
По поводу его предназначения никакой неопределенности нет; если бы в фехтовании не было
необходимости обеспечивать защиту, а не только вывести из строя соперника, это было бы наилучшее,
наидревнейшее оружие из произошедших от дубинки. Но рубящий меч, который является его
родственником в короткой изогнутой форме, имеет длинное лезвие, которое позволяет выбирать рубящее
действие — хорошее или плохое. Если ударить, к примеру, по ветке дерева самым наконечником меча
(«слабой четвертью клинка»), то единственным эффектом удара будет лишь неприятное сотрясение руки и
запястья. То же самое будет, если удар придется на часть клинка, близко находящуюся к рукояти. В обоих
случаях вибрация клинка покажет, насколько теряется сила. Проэкспериментировав и нанеся несколько
ударов, каждый раз сдвигая точку контакта на дюйм и сравнивая эффект, владелец меча находит в конце
концов точку, приблизительно в конце «полуслабой четверти» клинка, где, грубо говоря,
вибрации нет и
где, следовательно, эффективной становится вся сила удара. Но наш «центр удара» не надо путать с
«центром тяжести». Точка центра тяжести находится примерно на середине «полусильной четверти»
клинка; это наилучшая точка для отражения удара, и только для него.
Мистер Генри Уилкинсон из Лондона, практичный ученый муж, недавно впервые предложил формулу
для определения центра удара без утомительного процесса экспериментирования с каждым отдельным
лезвием. Его система основана на свойствах маятника. Легкий прут, длиной примерно 39,2 дюйма, на
конце которого закреплен тяжелый свинцовый шар, качается туда-сюда от зафиксированного центра,
колебаясь раз в секунду, или шестьдесят раз в минуту, на широте Лондона. В нем сконцентрированы три
центра — центр удара, центр колебаний и центр тяжести. Если бы это был математический маятник —
невесомый прут, то все эти три центра находились бы точно в центре шара, или на расстоянии в 32,2
дюйма от места подвеса. Лезвие для измерения подвешивается, крепко закрепляясь на точке, на которой
оно повернулось бы, нанося удар, и путем раскачивания превращается в маятник.
Чем короче расстояние, тем быстрее колебания; вместо шестидесяти лезвие делает восемьдесят
колебаний. Простая формула определяет длину такого маятника в двадцать два дюйма. Это расстояние
отмеряется от точки, в которой подвешено лезвие, и полученная точка отмечается как ударный центр, в
котором отсутствует вибрация лезвия и можно нанести наиболее эффективный удар.
Опять же изучение топора показывает, что режущая кромка его достаточно сильно вынесена вперед
по отношению к держащей его руке, по «линии направления», которая у меча проходит по прямой от
головки до острия. Если бы режущая кромка была вынесена назад, оружие уходило бы с линии удара, и
для преодоления этого фактора требовалось бы дополнительное приложение силы. Почти все изогнутые
мечи, за исключением японских, сделаны таким образом, чтобы создавалось ощущение, что «клинок
хорошо ведет вперед»; и этот вопрос был тщательно исследован народами, у которых общепринятым
образом нападения является рубка. Обычно линия рукояти выгибается вперед так, чтобы формировать
угол с осью лезвия, который делается тупее или острее в зависимости от того, насколько сильна кривизна
лезвия. Если поставить клинок стоймя на головку рукояти, эффект становится очевиден — меч падает
лезвием вперед не хуже топора.
Превосходство кривого лезвия для рубки легко доказать. При каждом рубящем движении удар
приходит в цель под каким-то углом, и проникающая часть становится клином. Но этот клин расположен не
под прямым углом к самому мечу: угол этот имеет больший или меньший наклон по отношению к изгибу,
и, следовательно, разрубание производится более острым концом. Прилагаются рисунки двух рубящих
оружий — ятагана и прямого меча; эти рисунки доказывают, что если режущая кромка движется по прямой
(АВ) по отношению к любому объекту ©, то она будет выполнять роль клина (D), четко измеряя ширину
лезвия. Но изгиб выдвигает край вперед, и таким образом «полуслабая четверть» выполняет роль клина
(Е), который длиннее и, следовательно, острее, в то время как максимальная толщина клина (задней части
клинка) является фиксированной. Таким же образом, если рубить еще ближе к острию, возрастающее
искривление производит более протяженную и острую клиновидность (F). Сравнивая три участка одного и
того же лезвия (D, Е, F), которые различаются только углом, под которым, предположительно, лезвие
Различие между рубящим действием по прямой и по косой еще лучше показывает прилагаемая
диаграмма: пусть А В С D (рис. 116) представляют участок лезвия меча, причем АВ — это режушая кромка, a CD — это задняя часть, имеющая в толщину около одной восьмой дюйма.
Далее предмет для разрубания предстает перед лезвием под прямым углом к нему, как показывает
стрелка № 1, тогда участок лезвия, которое и будет наносить удар, будет представлен треугольным
участком FEG (рис. 117). Но если объект воздействия предстает под ударом по косой, как показывает
стрелка № 2, то участок вдоль линии разреза будет такой, как представлено углом СЕК. Легко можно
видеть, что в последнем случае острота угла Е сильно возрастает, в то время как вещество остается тем же,
что и в другом случае. Для достижения этого во многих местах на Востоке принято «протягивать» рубящие
удары, но той же цели можно достичь и изгибом лезвия назад: сам по себе этот изгиб делает лезвие
подходящим к предмету по косой, избавляя от необходимости сопровождать ударное действие
протягивающим.
...
Если мы рассмотрим сечения режущих оружий, мы увидим, что все это — модификации того самого
древнейшего механического устройства, клина, как показывают следующие рисунки.
Форма № 1 (рис. 118) это клин, который получается, если взять за основу толщину задней части
обычного лезвия и продолжить его по правильной линии до вершины треугольника — острия. Эти две
стороны встречаются под углом девять градусов; следовательно,
кромке не хватает толщины, веса и силы,
необходимых для любого режущего инструмента. Для мягких веществ этот угол варьируется от десяти до
двадцати градусов, как у обычного столового ножа. Угол от двадцати пяти до тридцати пяти градусов,
являющийся наилучшим для обработки дерева, можно обнаружить у долота и плотницкой стамески. Для
резьбы по кости тупизна угла возрастает до сорока градусов и даже до девяноста; последний угол лучше
всего подходит для разрезания металлов, а первый — для лезвий мечей, которые предположительно
должны встречать твердые поверхности.Но, даже имея угол заточки лезвия в сорок градусов, оружие будет неэффективно против, скажем,
толстого лба, если разрез не будет производиться идеально. Форма № 2 иллюстрирует угол сопротивления
(сорок градусов) и угол входа (девяносто градусов).
Требования к углу заточки мне совершенно непонятны. Откуда они возникают? Навскидку приходят в голову только сравнительные твёрдости лезвия и разрубаемого предмета, других причин придумать не могу.
"Вибрации" при ударе неправильным местом лезвия и - якобы - влияние их на эффективность удара тоже вызывают тьму вопросов. Т.е. понятно, что из механических параметров клинка-руки и пр. должно существовать некое оптимальное место удара. Но не очень понятно, чем именно оно определяется. И, например, влияют ли параметры твёрдости-прочности-упругости? И уж тем более непонятно, какую роль тут играет вибрация - только ли как некий "симптом" неоптимального места, или действительно вибрация сама по себе может быть вредна (тогда возникает вопрос о роли собственных колебаний клинка).