"Мировой финансовый кризис" и "Мир после кризиса" - лекции ректора РЭШ Гуриева

Длинное видео (почти 2 часа) о кризисе. Круглый стол "Экспертиза кризиса" в РИА Новости.

Участники круглого стола: председатель совета директоров МДМ-Банка, член правления РСПП Олег ВЬЮГИН; руководитель Экономической экспертной группы Евсей ГУРВИЧ; главный экономист "Дойче банка" Ярослав ЛИСОВОЛИК; ректор Академии народного хозяйства при правительстве РФ Владимир МАУ; заместитель директора Института "Центр развития" ГУ-ВШЭ Валерий МИРОНОВ; главный экономист Национального банка "Траст" Евгений НАДОРШИН; научный руководитель ГУ-ВШЭ Евгений ЯСИН; главный экономист "Тройки Диалог" Евгений ГАВРИЛЕНКОВ.

http://rian.ru/press_video/20090827/182550075.html

http://lewupols.pp.ua/magazin-ekspert-3/...

ДМИТРИЙ ИЦКОВИЧ: Вы можете объяснить, что такой Золотой Стандарт и почему надо было печатать деньги? Ведь нас очень долго обучали, что печатать деньги – это зло.

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: Да, бесконтрольно печатать деньги – это зло. Но когда экономика в кризисе, возникает такой замкнутый круг. Вы чувствуете, что в будущем ситуация будет очень тяжелой, и не тратите деньги, сберегаете их. По мере того, как вы их не тратите, предприятия продают меньше, потому что им некому продавать. Они платят меньшую зарплату. Это спираль, которая идет в нижнее равновесие. Трудно вывести экономику из этого замкнутого круга, разорвать его, сделать так, чтобы цены не падали, а росли. Ведь падение цен еще хуже, чем бесконтрольный их рост. Если цены падают, вы сидите на деньгах, вы знаете, что когда они падают, вам выгоднее переждать, не тратить их сейчас.

ДМИТРИЙ ИЦКОВИЧ: Мне еще иначе объясняли. Когда цены падают, они падают быстрее, чем падает цена воспроизводства. То есть я купил табуретку за 3 рубля, а сделать ее стоит 4. Соответственно, сделать следующую табуретку уже невозможно – на это нет денег.

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: Совершенно верно. Вы сидите на деньгах, не тратите.

 

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: Как ни странно, в учебнике первого курса изложены одни точки зрения, а среди исследователей более или менее формируется совершенно другой консенсус. Мы, к сожалению, еще не прошли тот путь, когда исследования, проведенные за последние 10-20 лет, нашли отражение в учебниках экономики первого курса. В учебниках экономики написано, что Рузвельт все делал правильно, а сегодняшние экономисты думают, что многими своими мерами он затянул выход из депрессии.

 

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: В том, что раньше макроэкономика была такой феноменологической, если хотите, наблюдательной наукой. Мы наблюдаем, как меняются инфляция и безработица, пытаемся фиксировать какие-то соотношения и закономерности. Теперь мы смотрим на уровень глубже. Мы пытаемся понять, как инфляция формируется в результате действий микроэкономических агентов - конкретных предприятий, как предприятия повышают цены. Теперь у нас есть много данных по ценам: на уровне каждого продукта, каждого предприятия, и мы можем эти данные анализировать. У нас есть хорошие компьютеры, хорошие теоретические модели для анализа этих данных. Таким образом, мы можем понять, каковы механизмы связей между, скажем, инфляцией и безработицей, когда эти механизмы работают в одну сторону или в другую. И это дает нам гораздо больше возможностей для понимания того, почему, например, в 1960-ые годы существовала так называемая "кривая Филипса". Кривая Филипса – это отрицательное соотношение между инфляцией и безработицей, которое показывало: если вы хотите снизить инфляцию на столько-то процентных пунктов, на сколько процентов при этом повысится безработица. В 1970-ые годы это соотношение развалилось. Сегодняшняя наука тем и хороша, что мы знаем, какие именно стимулы на микроэкономическом уровне привели к макроэкономическим изменениям. Это все равно, что разница между сегодняшней астрофизикой и средневековой астрологией или астрономией.

 

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: ... Если бы вы меня спросили год назад: "Что произойдет?" - я бы дал вам гораздо более оптимистичный сценарий, чем то, что на самом деле произошло. Этот кризис застал врасплох очень большое число экономистов. Я согласен с тем, что многие экономисты фактически потерпели интеллектуальное банкротство. Но других экономистов у нас для вас нет.

 

СЕРГЕЙ ГУРИЕВ: Ну, этических проблем хватало и до кризиса, в том числе и в России. А вот кризис психологический, кризис доверия, кризис ожиданий – это абсолютно правильно. Когда мы определяли кризис, мы об этом говорили. Когда люди ожидают, что в будущем будет меньший рост, они начинают меньше тратить, больше бояться, что усугубляет кризис. Кризис – это всегда психология, в этом вы совершенно правы. Экономика понимает, откуда такие вещи берутся, но не умеет точно предсказывать. Это связано с тем, что мы плохо умеем мерить пузыри.

...

Отличить фундаментальный сдвиг парадигмы от надувающегося пузыря мы пока в точности не умеем.

 

И свежачок-с - "Мир после кризиса", 4 декабря 2009.
(название оптимизмом веет, да)



Видео скоро должно быть, пока есть презенташка:



В частности улыбнуло:

Новый кризис?
Пузырь на рынке альтернативных источников энергии?

 

Тут бы уместней, пожалуй, не один вопросительный знак, а парочка восклицательных

Вероятно, местами спорно, но однозначно любопытно (хотя статейка старая, да):

---

Миф 3
Виновники кризиса — низкокачественные ипотечные кредиты.
В России, где второсортная ипотека еще не успела возникнуть, опасаться нечего.

Часто приходится слышать, что причиной кризиса стало ипотечное кредитование subprime mortgage — непервоклассных заемщиков. Эта точка зрения предполагает, что если бы кредиты выдавались только качественным заемщикам, удовлетворяющим стандартам Fannie Mae и Freddie Mac (американских агентств, аналогов российского Агентства по ипотечному жилищному кредитованию), то не случилось бы ничего плохого.

На самом деле главная причина в секьюритизации — механизме выпуска ценных бумаг под залог кредитов, созданном на притоке дешевых денег. А она как раз существует не только в США, но и в России. В чем ее суть? Инвестбанк покупает кредиты у банков и группирует их по уровню риска. Если ему затем удается выпустить и продать на рынке облигации разной доходности, обеспеченные группами (пулами) ипотечных кредитов с разной степенью риска, то банк может полностью избавиться от опасности низкокачественной ипотеки. Еще совсем недавно эта технология считалась одной из самых значительных финансовых инноваций. Но оказалось, что все не так просто. При переупаковке кредитов банк избавляется не только от рисков, но и от стимулов заботиться о качестве секьюритизированного портфеля. А это опасно для всей финансовой системы.

Выпуск ценных бумаг под залог, сгруппированных по уровням риска кредитов, то есть обезличенных, почти всеми признан корнем зла и главной причиной кризиса. Появился даже остроумный флеш-мультфильм The Subprime Primer, в котором инвестбанкиры показаны откровенными мошенниками, обманывающими простых и недалеких американцев. Общественный приговор секьюритизации уже, по сути, вынесен. И обвинители отчасти правы. В то время как выпуск бумаг, обеспечивающих кредиты, позволяет перераспределить риски в экономике, этот же процесс снижает стимулы банков следить за качеством кредитов. Ведь, переложив риски на покупателей ипотечных ценных бумаг, банк больше не боится задержек платежей и банкротств заемщиков.

В этой проблеме нет ничего нового. Перераспределение рисков ослабляет стимулы во многих ситуациях. Например, владельцы застрахованных автомобилей реже ставят их на охраняемые стоянки. Однако до последнего времени было не вполне очевидно, насколько это обстоятельство важно, если речь идет именно об ипотечных ценных бумагах. «Мы все делали правильно, нам просто не повезло», — оправдываются банкиры. И им нельзя полностью отказать в правоте. Выпустить ценные бумаги под совсем низкокачественные ипотечные кредиты невозможно. В среднем секьюритизированные портфели ипотечных кредитов действительно имеют более высокое качество, чем оставшиеся на балансах банков.

...

Авторы строят свой анализ вокруг порогового уровня риска, рекомендованного американскими ипотечными агентствами Fannie Mae и Freddie Mac. Как же работает это пороговое значение? Агентства рекомендуют считать качественными кредиты с баллом не менее 620 по шкале FICO — это широко используемый в Америке показатель качества заемщика (варьируется от наихудших 400 до наилучших 900). Шкала FICO рассчитывается компанией Fair Isaac Corporation на основании кредитной истории каждого заемщика и позволяет предсказать вероятность просрочек или дефолтов по кредиту в ближайшие два года. FICO создавалась в основном для автокредитов, но, пока других инструментов нет, шкала применяется и для анализа качества ипотеки. Так вот, агентства Fannie Mae и Freddie Mac и сами не хотят выкупать ипотечные бумаги с баллом ниже 620, и другим не рекомендуют. Поэтому неудивительно, что секьюритизировать ипотеку заемщиков с баллом 619 гораздо труднее, чем ипотеку с баллом 621.

Казалось бы, нет ничего особенного в числе 620, ведь уровень риска заемщика с 619 должен быть лишь немного выше, чем заемщика с 621 баллом. Но не тут-то было — все дело в стимулах банков к проверке заемщиков. Банки кивают на Fannie Mae и Freddie Mac и легко упаковывают и перепродают кредиты заемщиков с 621 баллом, избавляясь от их риска. А вот заемщик с 619 баллами — это головная боль банка, потому что его кредит очень трудно продать. Неудивительно, что во втором случае банки намного более требовательны — они прилагают значительные усилия и вкладывают деньги, чтобы проверить заемщиков с 619 баллами.

И результат налицо — заемщики с 621 баллом объявляют дефолты в течение первых двух лет в 1,2 раза чаще, чем те, у кого этот показатель составляет 619. Иными словами, формально более безопасные заемщики по шкале FICO оказываются на самом деле хуже тех, кто оказался за чертой.

...

Итак, избавляясь от риска, банки действительно частично теряют интерес к мониторингу качества заемщиков.

Что это значит? Безусловно, не стоит перегибать палку и запрещать выпуск бумаг под кредиты. Выгоды от секьюритизации огромны — перераспределение рисков позволяет снизить стоимость финансовых ресурсов для банков и, следовательно, сделать ипотеку более доступной. Просто необходимо, чтобы банки несли часть рисков секьюритизируемого портфеля — именно такое предложение обсуждается сейчас в США.

Можно обязать банки оставлять на своем балансе, например, 10% каждого секьюритизируемого портфеля (по аналогии с фондом обязательных резервов). Тогда злодеи-банкиры из мультфильма не станут безразлично смотреть на страдания инвесторов, ведь на кону будут и их собственные деньги. Идея заставить банки участвовать в секьюритизации своим капиталом уже приобрела огромную популярность. Поэтому нынешний кризис, скорее всего, приведет не к закату секьюритизации, а лишь к ее реформированию и возрождению.

---

Отдельно до кучи:

Рассмотрим самые значительные кризисы. Вторая мировая война привела к кризису в 22 из 35 стран, потребление упало в среднем на 35%. Первая мировая война — к кризису в 19 странах со спадом потребления на 24%, Великая депрессия — к кризису в 18 странах с падением на 19%. Для стран — членов Организации экономичес­кого сотрудничества и развития (ОЭСР) период после Второй мировой войны был сравнительно спокойным: всего лишь девять кризисов потребления. Тут отличилась Исландия с четырьмя кризисами, связанными с рыбной промышленностью. Но в остальных странах за этот период произошло 28 кризисов со средним падением потребления на 19%. Тут и финансовый кризис в Азии, и долговые кризисы в Латинской Америке начала 80-х гг., и падение потребления в Чили на 40% в 1976 г. после прихода к власти Аугусто Пиночета.

 

Мы приведем цифры одного из самых авторитетных экономических историков, изучающих Россию, Марка Харрисона из Университета Уорвика. В своих книгах — «Бухгалтерия войны» и «Экономика Второй мировой войны» — он показывает, что советский ВВП (в постоянных ценах 1937 г.) в 1940 г. упал на 34% — с 253,9 млрд руб. до нижней точки в 166,8 млрд руб. Потребление зна­чительно снизилось и в 1941 г., и в 1942 г., но достигло нижней точ­ки в 1943 г. — на 40% ниже, чем в 1940 г. По его же оценкам, СССР потерял в войну 25% физических активов и 18–19% человеческого ка­питала.

Стивен Бродбери и тот же Марк Харрисон приводят данные и по Первой мировой войне в энциклопедии New Palgrave Dictionary of Economics, вышедшей в 2008 г.: с 1913 по 1917 г. российский ВВП упал на 30%.

 

Еще одна видеолекция, от 23 ноября 2011 - два часа:



И презентация к ней:



Расписывать содержание не буду - лень. Но лично мне было интересно.