[image]

Воспоминания ветеранов

Теги:история
 
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
ну, раз договорились, приступаем. напоминаю еще раз: здесь только воспоминания ветеранов, без флейма (который будет караться). большая просьба ко всем участникам форума: опрашивать всех ветеранов и постить сюда. мы обязаны сохранить воспоминания о войне, потом может оказаться поздно.
   
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
воспоминания моего деда, гвардии майора Резникова Марка Григорьевича.
этот пост - об офицерском училище.
в начале 1939 года, когда дед оканчивал 10-й класс школы, его, в числе многих других отобранных выпускников, вызвали в горком Орджоникидзеграда (тогда это был город, а сегодня - Бежицкий район города Брянска). там с выпускниками по отдельности беседовал военком города. он обьяснил, что скоро, очевидно, начнется война, и страна нуждается в комсоставе. причем обьяснил это так, что школьники поняли, что отказываться не стоит. таким образом, в 1939 году мой дед поступил в Воронежское училище. правда, ему не хватало нескольких месяцев, так что пришлось "подправить" документы. поскольку дед был высоким и сильным, никто о его малолетстве даже не догадался. командиром училища был полковник Бондарев, комиссаром - бригадный комиссар Евсеев. среди преподавательского состава около 80% составляли бывшие царские офицеры, высокие профессионалы своего дела. деду особенно запомнились двое:
полковник Воробьев, абсолютно седой. он прекрасно преподавал тактику. а поседел он в 22 года: штаб его полка окружили белые. и он, как бывший царский офицер, ожидал страшной казни. но они смогли продержаться до прихода подмоги.
полковник Шматов, бывший царский казачий офицер. ему было уже под 60, и он был очень грузный (весил около 150 кг). преподавал он конную подготовку и военную администрацию. сам он, из-за избыточного веса, уже не мог залезть на коня, и его подсаживали двое курсантов. но когда он на коня садился... дед говорит, что и в цирке такого мастерства не часто встретить можно. наездник высочайшего класса. и своих подопечных смог отлично обучить.
вообще, уровень обучения был очень высок. как неоднократно говорил полковник Бондарев: "ваш выпуск готовится не для парадов: вас готовят на войну". очень развита была физическая подготовка. дед говорит, что если бы не она - он бы войну не пережил. и это при том, что он был самым сильным в школе (у них вся семья такая - прадед до 92 лет работал кузнецом!). хорошо учили и рукопашному бою - все свободное время, например, курсанты должны были набивать ребра ладоней. сидиш за столом, читаеш книгу - а руку набиваеш об край стола. сама учеба занимала 12 часов в день, плюс 2 часа отводилось на самоподготовку. итого - 14 часов занятий в сутки. очень сильно обучали немецкому языку, особенно налегали на 2 раздела: допрос военнопленного и допрос мирного населения. обучили настолько хорошо, что во время войны пленные не раз спрашивали деда, когда он их допрашивал: как это он, немец, служит у русских. правда, дед говорил на идише, и это помогло ему с немецким. обучали только разговорному немецкому, грамматику не учили. дед знает (из разговоров с сослуживцами), что точно так же перед войной налегли на немецкий и в других училищах. очень любили курсанты комиссара Евсеева. любили за откровенность. в начале 41-го он сказал курсантам: "в сентябре будет война с Германией". когда его спрашивали о пакте МР, он говорил: "садишся обедать с чортом - бери ложку подлиннее". дед говорит, что он их морально подготовил к войне, и ее начало никого не удивило. госэкзамены (в училище было 3 батальона) сдавали в июне 41-го. это был последний полный курс перед войной, не ускоренный. звания давали в зависимости от успеваемости: мл. лейтенант или лейтенант. некоторое кол-во выпускников сразу отправили на фронт, а основную массу: во вновь формирующиеся части. деда отправили на станцию Чистоозерная (Новосибирская обл.), где формировалась 73-я морская стрелковая бригада, "морская пехота". основное количество л.с. для нее пришло с ТОФ, но были и обстрелянные балтийцы, и резервисты-сибиряки. несмотря на то, что новобранцев не было, им дали 3 месяца на обучение (в июле 41-го!).
   
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
Конструктор
Топик воспоминаний-хорошее дело.
Я очень жалею, что не успел записать рассказы своего деда по отцу (по матери умер слишком рано) на магнитофон- а была возможность.

А теперь прижодится полагатся на собственную память.
Из его рассказов мне хорошо запомнились три случая:
1. Октябрь 1941, их дивизию перебрасывают из Иркутска под Москву. Дед тогда был комроты. Особенно ему запомнился приказ- взять с собой в эшелоны только 1 БК, в том числе для артиллерии. И то, как, командир дивизии его нарушил- он просто взял три роты, все грузовики дивизии, подьехал к окружным складам, разоружил часовых и выгреб из них все, сколько влезло на грузовики (предварительно загрузив в эшелоны ВСЕ дивизионные запасы). Пока они ехали к фронту, было много брызг от политработников всех мастей, но при тогдашней неразберихе комдиву это сошло, а на фронте вся дивизия на него смотрела, как на бога-за этот поступок.
Когда они прибыли на фронт-в конце октября, снабжения не было никакого-целый месяц. Дивизия сразу закопалась, в три линии обороны- весь лс был с опытом боев на Халхин-Голе, поэтому они зарылись на совесть.
И где-то неделю (пока были привезенные с собой снаряды) они держали фронт. Как он рассказывал, сначала бомбежка с артналетом- какие-то потери были, но немного- поскольку они зарылись на совесть, потом танковая атака-артиллерия спалят 2-3 танка, остальные откатятся. А пехота немцев без танков шла очень неохотно, максимум на 700-600 метров подходили, под пулеметным огнем сразу залегали и назад.
А потом снаряды кончились. За все это время из Подольска привезли только грузовик с бутылками КС.
Ну и как он рассказывал -"вот пошли танки-а у нас одни бутылки и гранаты. Они сразу начали утюжить 2 полосы траншей, расстреливая пулеметы. Тут и пехота немцев подошла." Короче, в тот день дивизия потеряла четверть лс и покатилась назад.
 
   
RU Конструктор #23.05.2005 09:54
+
-
edit
 
Продолжение- вторая история.
Где-то в начале ноября (дед (Грибанов Владимир Петрович) тогда уже был нш батальона) КП немцы накрыли минометами. Дед был контужен, госпиталь (2 недели), после госпиталя попал к Лелюшенко, тоже нш мсб.
Я запомнил, он рассказывал такой один случай:
в начале декабря 41 привезли им в батальон 20 штук ампулометов (было такое в 41 порождение гениальной конструкторской мысли, типа маленькой баллисты размером со станковый пулемет, метала стеклянные ампулы с КС на 100-150 метров). С ними приехал конструктор сего шедевра, а вслед за ними, узнав о поступлении в свои войска этого вундервафля, примчался сам Лелюшенко (на танке).
И, выслушав устный мануал конструктора, решительно, взяв первого попавшегося офицера на 2 номера расчета (им оказался как раз мой дед), стал сам испытывать работу сего чуда. По рассказам деда, они выполнили заряжание в полном соответствии с мануалом (и под комментарии конструктора, Лелюшенко еще ворчал "больно все хитро и долго, немецкий танк ждать не будет") и попытались пальнуть (в смысле метнуть ампулу с КС в выбранный в качестве мишени сгоревший грузовик). Хренушки! Ампула разбилась прямо в девайсе, они едва успели отскочить, первый ампуломет сгорел. Лелюшенко уже с металлом в голосе потребовал повторить-прикатили им второй. Все повторилась точно также.
Лелюшенко рассвирепел, и со словами "это ж надо такую ..йню придумать! И этот идиотизм я должен давать своим бойцам! Да они сгорят же нахрен сами!", влез в танк и подавил оставшиеся девайсы.

   
Это сообщение редактировалось 23.05.2005 в 10:00
RU Джи-джи #26.05.2005 14:46
+
-
edit
 

Джи-джи
Алексей Логинов

опытный

Тоже своего рода воспоминание. Дед по линии отца Логинов М.А. (1924-1999)
Прикреплённые файлы:
 
   
Это сообщение редактировалось 26.05.2005 в 15:01
+
-
edit
 

murzik

опытный

Из разговора с отцом на майские
"... сколько же они успели понаделать этих "чертовых кувшинов". Мы в апреле 45-го шли севернее Берлина. В самую мясорубку не попали, но тоже немало пережили. Всё было очагами. Прошли несколько десятков километров и целую кучу мелких городков без единого выстрела. Вдруг впереди - стрельба. Уж кто там был непонятно: то-ли особо упёртые фрицы, то-ли Эс-Эс, которым терять нечего. В общем встретили огнем. Танкисты с матюгами отказывались влезать на узкие улочки, но как всегда у нас - "вперёд". Первые же танки сразу заполыхали.
Ну пошли пехотой. Уже без "Уря", но с толком. Группы пехоты с саперами, радистами от артиллерии, да и те же танкисты с самоходами издаля по окнам копоти давали.
В первых же занятых с окраины домах поразило - у каждого окна по вязанке
"фаустов". Их называли "кувшинами". И довольно быстро освоили (и вроде была уже и памятка своя - на русском языке как ими пользоваться). Набирали охапку - сколько могли и тащили наверх - на чердак и крышу. И ими же по соседним домам насколько хватало...
Запомнилось - страшно вспыхивало в здании от попадания. Уже через полчаса практически ВЕСЬ городишко горел адским пламенем. Даже артиллерию не очень задействовали.
А потом их очень много везде встречали. Уже после 9-го мая и летом потом баловались. Лупили по битым танкам, всяким стенкам горелых зданий, ДОТов и т.п. - на спор: "прошибет или нет".
Опять же в памяти - очень сильный был огонь - "адский" там, где попало...

   

Vale

Сальсолёт
★☆
Что вспомнил.
Бабушка была санинструктор. Молодая, красивая. По прибытии на фронт проинструктировали- обязательно будут "приставать". Хватаешь за уши, и дёргаешь вниз не жалеючи. И рапорт. Иначе не выживешь. Так и получилось. И по её рапорту одного бойца в штрафбат отправили.


Если меня нелёгкая занесет к бабушке (а это за границу, всё же, по плану - в начале сентября), попрошу рассказать, что она ещё помнит. Допишу сюда же.

Не хотела она мне про войну рассказывать.

   
Это сообщение редактировалось 28.05.2005 в 21:28
RU Конструктор #30.05.2005 10:15
+
-
edit
 
Продолжение-3 история.
Второй мой дед, Баранов Александр Петрович.
Тоже прошел от Халхин-Гола до Праги, потом еще от Монголии до Харбина. Рядовым, потом сержантом в пехоте.
К сожалению, он рано умер, я не слышал его воспоминаний. Их вспоминает моя мама. Осенью 43, они форсировали Днепр выше Киева.
Где-то на 3/4 пути туда в их лодку попала мина, они (кто уцелел)оказались в воде. Плавал дед хорошо, доплыл до берега, винтовку не бросил.
Отбили 2 немецких атаки, потом его ранило- две автоматных пули в руку.
Санинструктора к тому времени убило, перевязался сам. И была команда- раненым, если могут, плыть самим обратно (!). И он поплыл. И до самой смерти с обидой вспоминал- рядовые плыли сами, а офицеров вывозили на лодках, где-то на середине реки он стал уставать, и как раз лодка мимо плыла- и он ухватился за борт и попросил подержатся- так один капитан его по пальчикам!
PS За форсирование его представляли к ГСС, дали Красное Знамя, но он этот орден не любил и никогда не одевал.
   
RU kirill111 #28.06.2005 11:16
+
-
edit
 

kirill111

аксакал
★★☆
У меня отец 39 года рождения, попал в оккупацию, Мать его и сестру, на 3 года страше, протащила из Харькова до Климбовки на себе... В оккупации творилось странное. Отец заболел скарлатиной, умирал уже, немецкий офицер вылечил. Потом мать нацепила звезду на шапку - немцы - га-га, русиш зольдатен, русиш партизанен, а сми, то хлеба дадут, то сахарина насыпят, сахара то не было, то картошку. Полицай-захiденець увидел, чуть не расстрелял пацана, так полицая немец увел и сам чуть не застрелил. Такие дела... Голодно было.
А дед про войну ни чего не рассказывал мне малому. Только от мамы слышал, что горел он несколько раз, осколок в голове до самой смерти сидел, зрение под конец портилось. Страшно было. Да еще он отцу говорил (язык в сторону шерманофилов), что ездил и в шермане, удобно, приятно. но в бою лучше в т-34, сам уничтожил несколько немецких танков, сколько - не говорил... Проездил войну, потом японцев бил. Потом в Румынии в гарнизоне служил.




Утянуто с вифа.
В редакцию пришло письмо от человека, чье детство опалила война. Знакомясь с подобными свидетельствами стойкости духа народа, невозможно оставаться равнодушным. Корреспондент «Времени» встретился и побеседовал с автором письма — педагогом с 40-летним стажем, а ныне пенсионеркой Ириной Конихиной. Для целостности восприятия не стану «перебивать» рассказ своими вопросами, которые задавала Ирине Алексеевне, — лучше читайте историю войны от первого лица! ОбыскМоя мама Екатерина Алексеевна Конихина, вдова с двумя детьми, эвакуироваться, как и большинство харьковчан, не сумела. В 1941 году мне было 10 лет, а моей сестре Инне — пять.Тревожным летом и осенью, когда одно за другим закрывались госучреждения, а близкие уходили на фронт, когда на восток шли эшелоны с заводским оборудованием, бомбили город и было страшно наблюдать за растерянными взрослыми, стояли удивительно солнечные, теплые дни. Все, что было возможно, — мыло, спички, соль… запасали впрок. По вечерам перечеркнутые крест-накрест бумагой окна угрюмо глядели на вымершие улицы. Слышны были выстрелы.Вплоть до самого начала оккупации мама ходила на работу в школу №22 по ул. Клочковской, хотя занятий уже не было. Мне поручалось не только ухаживать за сестрой, но и выстаивать в очередях за хлебом. В сентябре я самостоятельно купила на складе полтонны угля, дрова, организовала погрузку, доставку и выгрузку. Очень скоро в оккупированном Харькове начался голод. Люди потянулись в села на «менку» — за одежду, нитки, иголки, соль просили хлеб, картошку, зерно, растительное масло. Дважды в такие походы мама брала меня, так я узнала дорогу на Куряж, Пересечное, Ольшаны. Зима 1941 — 1942 г.г. была суровой. Как ни старались экономить, запасы топлива иссякли к середине января. Спали в пальто. Где могли добывали воду и доски.Мы жили в начале Москалевки на ул. Шекспира (теперь и до революции — Екатерининской) в доме №3 дореволюционной постройки. Наш двор примыкал к обувной фабрике, а улица выходила к площади Урицкого у набережной. За рекой был Рыбный рынок, где мы с сестрой торговали с земли, подстелив покрывало, мелочевкой. Когда в наше (мирное!) время вижу такую торговлю, мне становится не по себе… С соседскими детьми собирала по дворам еду для наших военнопленных, рубивших на реке лед. Мы делали то, что не позволялось взрослым: получив разрешение у охранников, спускались по склону и передавали пленным сухари, лепешки из отрубей, жмыха, овощных очисток.Прямо за нашим забором, на фабричном дворе, лежали сваленные в кучу обрезки кожи и резины, которые хоть и с копотью, но могли гореть. Мы с Инной запаслись и этим «топливом»! После ухода Красной Армии большинство магазинов, склады, хлебозаводы были разграблены. Говорить об этом неприятно, но так было. Людям надо было выживать! Мы с сестрой тоже принесли лежавшие горой за забором изготовленные из отходов основного производства босоножки и сумки-«авоськи». И вдруг в наш двор пришел немецкий офицер с двумя солдатами, собрал женщин, стариков, детей и велел открыть сараи. Большинство соседей сделали вид, будто не имеют к ним никакого отношения… Мама притвориться не смогла — отворила дверь. Офицер молча осмотрел стопки убогого товара в сараях, а новый представитель фабрики, погрозив всем, скрылся через дырку в заборе. Мама стала готовиться к аресту — поручила заботу о нас своей подруге.Но на этот раз, к счастью, обошлось.Студень из кровиВ Харькове из родственников у нас были мамина сестра и брат отца. Тетя умерла от голода зимой, а дядя, уезжая последним эшелоном, поручил пожилому другу позаботиться о нас в случае необходимости. И вот в феврале 1942 г. мама вместе с ним ушла на менку. Тогда-то они и попали в облаву. Одетая во флотский бушлат, брюки и шапку-ушанку мама вызвала у фашистов подозрение еще и потому, что в ее кармане обнаружили пол-литра спирта, а также набор открыток с репродукциями картин о бегстве Наполеона из России. Маму задержали на 5 суток — до выяснения личности. …В первый же день мы с Инной съели те крохи, что она нам оставила. В стылом доме мы лежали под ворохом одеял и ждали маму. Подле кровати — отхожее ведро с застывшим льдом. Я провалилась в голодный обморок. …Мама долго стучалась в дверь, запертую на засов. Соседи, помогавшие ей, уже собрались ломать дверь, когда Инна стала бить меня ногами в живот. От боли я и очнулась, с трудом добралась до двери, отодвинула засов и потеряла сознание. Растопив печь, накормив нас размороженным в кипятке хлебом, мама попыталась снять флотские бутсы. Но ее обмороженные ноги (фашисты держали пленников в сарае) распухли — пришлось ботинки резать. Мама заболела — долго не могла ходить. Мы с Инной стали основными поставщиками еды с базара: продадим что-нибудь за рубли или марки — купим банку зерна или картофельных очисток, а то и студень из крови забитых животных.Постоянно велись облавы: полицаи хватали всех подряд и, утрамбовывая, заталкивали в машину-«душегубку». Однажды полицай, отшвырнув Инну, принялся запихивать в кузов мужчину — придавливал и плечом, и коленом. Инка же все не хотела уходить — просила покататься на машине!Однажды на базаре к нам подошел человек в кожухе, валенках с вещмешком. Присел, стал, перекладывая наш «товар», расспрашивать: кто мы, с кем живем. И попросился переночевать. Он шел за нами, держась поодаль, до самого дома. Спать не лег. Да и мама всю ночь у окна просидела. А на рассвете гость ушел, оставив полбуханки настоящего (!) хлеба и кусок сала. Мы долго фантазировали, что это был партизанский разведчик. Благовидный предлогК весне 1942 года город «объел» все окрестные села. И в это время мы с сестрой пошли на менку. Менять — это, значит, взамен кружевного воротничка, носочков и иголок попросить еды. То есть мы под благовидным предлогом попрошайничали! Подавали плохо — вот почему, сойдя с трассы, мы двинулись проселочными дорогами. Ночевали у добрых людей. Имелись и ночлежки, где на соломе порой спали по нескольку меняльщиков и попрошаек. За это следовало платить. Так как у нас с Инной денег не было, нас пускали из милости. Дошли до хутора Яблуневе, где женщина согласилась взять меня на лето пастушкой, но при условии, что сестру (лишний рот) отвезу в Харьков. И указала, как лучше добраться до станции. Мы намеревались добираться товарняком либо дождаться поезда, который ходил раз в неделю. В результате же попали в санитарный состав… к немцам! Мы имели столь жалостливый вид, что дрогнуло сердце у немецких медсестер, подобравших нас на перроне. Эти девушки не позволили немецкому офицеру высадить нас и накормили БЕЛЫМ ХЛЕБОМ С МАСЛОМ И МЕДОМ! Домой мы вернулись с хлебом, который наменяли. Желая вернуться в Яблуневе, несколько дней ходила на вокзал, но состав не подавали. Через неделю, с трудом втиснувшись в вагон, доехала до места назначения. Выйти оказалось не меньшей проблемой! И тут ждало разочарование — не дождавшись меня, хозяйка взяла пастухом местного мальчика. Я решила не возвращаться в голодный город, а искать работу няньки или пастушки.Встречали по-разному. Кто говорил: «Бог даст…», иные щедро делились, кто-то кормил наравне с собственными детьми, а некоторые выносили за ворота. Спасибо всем! Я прошла до села Котельва Полтавской области 120 км, и ни один человек меня не обидел! Стояла горячая пора посадки, прополки — часто никого не оказывалось в хатах. Только собаки лаяли, гнали меня прочь, да шипели, тюкали злые гусаки… Однажды старая попрошайка посоветовала: «Будут подавать больше, если скажешь, что мама умерла. У нас сирот жалеют». Так я стала «сиротой».Свинский приемДовелось две ночи прожить в доме полицая — если с центральной площади в Пархомовке перейти через яр, начнется улица, ведущая в Котельву, на запад. Молодуха, жена полицая, поручив мне присматривать за ребенком, отправилась по делам. Несколько раз наведывался хозяин — неподалеку он, как тогда говорили, строился. Запомнился разговор полицая со стариком, который изготовил и принес оконные рамы. Хозяин их забраковал, так как был виден сучок. Старый мастер уговаривал: «Дерево дорогое… Работа тяжкая». Не помогло! Глотая обиду, старик ушел со двора. А на следующее утро, дав кусок хлеба, хозяйка спровадила и меня. На прощанье, порывшись в моем фанерном чемоданчике, забрала самое ценное — галоши.Тот день запомнился еще и потому, что пришлось одним махом одолеть 18 км. Дорога шла полем, в стороне остался хутор Михайловка — вокруг ни души. Было страшно. И жалко себя. Брела и плакала. Плакала, но шла. К вечеру добралась до Котельвы. В одном дворе большая семья накормила, оставила ночевать. Утром запрягли лошадь и уехали в поле, велев мне следить за малышами и хозяйством. С первой частью задания я справилась: детвору накормила, уложила спать. Но как только открыла загородку и поставила варево для свиньи, она ведро опрокинула. С рыком набросилась на меня, загнала на крыльцо! Поддавшись настроению, подключился к осаде и дворовый пес на цепи. Недовольные хозяева меня освободили, а утром выставили за ворота. Уголок щедростиНа окраине Котельвы, на залитом солнцем берегу речушки Бридок, подростки белили домотканое полотно. Я присела неподалеку. Пришли женщины. Одна посоветовала попроситься на ночлег к доброй супружеской паре: «Дiтей у них немає. Взяли було хлопчика перед вiйною, та вiн помер…». Так я попала в дом к Попельнюх Самойлу Денисовичу и Наталье Романовне и прожила у них до конца августа 1944 г. Не пастушкой, не нянькой — приемным ребенком. Меня кормили, одевали так, как могли в военное время заботиться о родных детях. Дядя с тетей научили меня понимать и любить землю, не бояться тяжелой работы, леса, поля и левады, где трава по пояс, научили управляться с лопатой, косой, молотком и граблями, вставать с солнцем, ходить босиком, общаться с людьми и верить в Победу!У тети Наталки был больной позвоночник, согнутый почти под прямым углом. Потому в полевую бригаду вместо нее ходила я. После восстановления Советской власти в конце рабочего дня бригадир читал: «Литвиненко Марiя Петрiвна — трудодень, Галушка Тетяна Михайлiвна — трудодень». И в самом конце списка: «Iра Самiйла Денисовича — пiвтрудодня». Я очень этим гордилась. Взрослые пололи по два рядка кукурузы, подсолнечника, свеклы, а я — один. Успевала!Еще шла война. Еще забирали на фронт всех и все. В 1943 г. при первом освобождении Харькова от немцев ушли на фронт последние мужчины с ближайших улиц. Ни один не вернулся. Но уже тогда мы жили полноценной жизнью: в 1943 — 1944 г.г. мы ходили в школу! В хате, в горнице, поставили парты. И полтора десятка переростков, пропустивших из-за оккупации 2 года учебы, внимали каждому слову учительницы. Помню всех: свою лучшую подругу Настю Гнылосыр, Шуру Вензыка, Леню Сахно, Толю Коека… Только с возрастом поняла, какое это было замечательное, счастливое время! Во всем была нужда: в еде, одежде, не было тетрадей, учебников, но власть позаботилась о нас. Была школа, учительница, даже нянечка, которая убирала и топила печку. И звенел колокольчик, с которого начинался каждый школьный день — с крыльца хаты он подгонял опаздывающих. Улочка, вернее тупичок, где стоял дом моих приемных родителей, назывался Куток. И было-то в нем всего 10 хат. И вишневые садки подле них. И песни по вечерам. И духовное богатство, и щедрость души, трудолюбие и честность. Удивительная природа равнины, вплотную прилегающей к возвышенности водораздела Ворсклы. Соловьи! Всю свою жизнь я езжу в Котельву, в Куток. Стоя у могил дяди Самойла и тети Наталки, благодарю их и прошу у них прощения.В один из таких приездов, 25 лет назад, я сфотографировалась на улице своего детства с солдатскими вдовами. В тяжком труде и женском одиночестве поднимали они детей, колхоз, разрушенную страну. Сегодня в живых осталась только Ганна Александровна Гнылосыр, одна из тех, кто сделал меня человеком. Ей уже более 90 лет, она слаба и немощна. Низко кланяюсь ей!…Когда в селах начался голод, приемные родители решили, что в городе мне будет лучше — «сироту» власть прокормит. Я разыскала маму с сестрой в детдоме №1 в Сокольниках. (Люди боялись с ней заговаривать о пропавшей старшей дочери…). По настоянию мамы и с большим трудом я решилась рассказать дяде и тете правду. И хотя благородные люди меня поняли и простили, еще много лет тяжким грузом на душе лежала эта ложь. Пока они были живы, я приезжала к ним каждый год на каникулы, потом — в отпуск. Иногда с сестрой…
ТАТЬЯНА ЛАГУНОВА.
http://www.time.kharkov.com/
   
LT Олег Фадин #31.07.2005 00:46
+
-
edit
 
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
Появилась минутка, продолжу воспоминания деда.
Итак, их отправили на фронт. Был ноябрь 41-го. 73-ю отдельную морскую стрелковую бригаду послали под Тихвин. Они смогли прорвать оброну немцев и гнали их около 70км. С этим наступлением связан переворот в сознании деда о 41 годе. Дело в том, что солдаты не понимали, как это немец так быстро наступал, почему наших все время бьют. А тут, допрашивая пленных (дед хоть и был простым офицером, не имеющим отношения к разведке, но прекрасно знал немецкий и сам старался допрашивать пленных до передачи их соответствующим органам. Смешно, но пленные неоднократно спрашивали его, как это он, немец, служит русским. Дед не обьясял им, что его родной язык - идиш, очень похож на немецкий. И усиленная учеба немецкого в офицерской школе привела к тому, что он говорил по немецки как немец, чем и вводил пленных в заблуждение) он выяснил, что в немецких ротах вместо 180 человек по штату к ноябрю оставалось по 25-26. Тогда то дед и понял, что воевавшие до них, хоть и были разбиты, но дорого продали немцам свои жизни, обескровив Вермахт. После боев под Тихвином и 73-я бригада морской пехоты была обескровлена, и ее поставили охранять побережье Ладоги и спокойный финский фронт. Из-за большой убыли людей деда назначили замкомбатальона связи. Правда, батальон и по штату был малюсенький, меньше нормальной роты, а после боев от него вообще мало что осталось. во время противостояния финнам на реке Сестра и Свирь и произошел случай с той злополучной разведкой. Очень долго не удавалось вскрыть оборону финов. На огневые налеты морпехов те не отвечали, и никто не представлял финскую систему огня. Хотя моряки даже смогли сжечь сено на финской стороне. Тогда начальник разведки бригады капитан-лейтенант (многие оставались с морскими званиями) Говало решил переправить через Свирь в шлюпке старшину и 2 матросов. Как я уже рассказывал, трос шлюпки заело, и она застряла прямо посреди реки. Финны их обнаружили, но огня так и не открыли. Только кричали "русь не ходи - поймаем" и смеялись над моряками, не могущими переплыть маленькую речку. Настроение финнов было настолько добрым, что морпехи, встав в полный рост, смогли таки вытянуть злосчастную лодку с незадачливыми разведчиками, хотя промахнуться из любого оружия на такой дистанции было просто невозможно. Финны только смеялись. Вообще, дед отмечает, что воевали финны очень неохотно. Своих союзников немцев они опасались не меньше русских, не хотели немецкой победы и не были заинтересованы злить СССР излишней активностью. Пленные говорили, что дополнительным фактором являлось и то, что Маннергейм, сам в прошлом российский генерал, любил Россию и они это знали. Этот курорт (а иначе войну с финнами и не называли) окончился в Августе 42. Бригаду погрузили в эшелоны и доставили на станцию Войбуколо.
   
+
-
edit
 

volk959

коммофоб

воспоминания моего тестя:

"В июле 1942 года наш, только что сформированный зенартполк прибыл на Юго-Западный фронт. Разгружались мы с железнодорожного эшелона на станции Валуйки (где-то в Курской обл.) под покровом ночи. А на рассвете зенитно-пулеметная рота, в которой я в звании мл. лейтенанта занимал должность ком. Взвода, получила боевое задание - обеспечить ПВО военного аэродрома в районе нас. пункта Уразово. Примечательно это место для меня, главным образом, тем, что там, в Уразово, я встретил и пообщался со… Сталиным. Нет, конечно, не с Верховным главнокомандующим, а с его сыном Василием. Он в то время возглавлял истребительный авиаполк, который дислоцировался на этом аэродроме. Летчики в полку у Василия Сталина были отборные - опытные и заслуженные, все с орденами и медалями (видимо, еще за Халхин-Гол и за Испанию). А сам Василий Сталин орденов пока не заработал, но зато носил в петлицах по четыре шпалы (т.е. имел звание полковника), хотя было ему в то время всего 21 год от роду. Некоторые пилоты, окончившие вместе с ним летное училище, ходили тогда в простых лейтенантах (после войны я где-то прочитал, что в 24 года Василий Сталин был уже генерал-лейтенантом - случай беспрецедентный для Советской Армии).

Противостояли нашим сталинским соколам (здесь вполне уместно их так называть) асы из дивизии Рихтгофена, тоже не менее опытные немецкие пилоты. Почти каждый день высоко в небе над Уразово можно было наблюдать воздушные схватки между советскими и немецкими летчиками. И побеждали большей частью наши (или расходились "с миром", если кончалось горючее).

Может быть я с Василием Сталиным и не познакомился бы, еслибы не расположение моих пулеметных "счетверенок" в отведенных взводу секторе аэродрома. С точки зрения обеспечения кругового обстрела всё было правильно. Но две мои "счетверенки" (это 4 пулемета "Максим", соединенных в одну установку и имеющих общее спусковое устройство) торчали (именно - торчали, так как автомобиль с такой установкой быстро в землю не закопаешь) поблизости от взлетно-посадочной полосы и "нервировали" летчиков, когда они заходили на посадку. Доложили об этом Сталину. Он приехал к нам, посмотрел, матюкнулся, а затем посадил меня на свой "Виллис" и мы поехали выбирать новые огневые позиции, удобные и для нас, зенитчиков, и для летчиков.

Позиции-то мы выбрали, но обжиться на них, как следует, не удалось. Вскоре началось наше печально известное летнее отступление 1942 года.

Но еще до начала нашего большего отступления немцы узнали, что в Уразово находится родной сын Сталина, и однажды сбросили над аэродромом листовки, в которых он приглашался на воздушную дуэль. Говорят, что Василий рвался в бой. Но наше высшее командование, прознав о предстоящем поединке, срочно отозвало отчаянного и высокородного полковника в Москву, от греха подальше. А его истребительный полк тут же перевели в другое место.

На следующий день вместо опытных асов прибыли к нам на аэродром молодые необстрелянные пилоты (даже звания у многих были не офицерские, а сержантские - видимо их тоже, как и многих из нас готовили на скорую руку). И вот здесь-то начались потери летчиков. Почти каждый день мы, к великому сожалению, недосчитывались одного-двух самолетов."

Виктор Кузько, майор в отставке.
   
Это сообщение редактировалось 08.10.2005 в 10:33
+
-
edit
 

volk959

коммофоб

"В апреле 1945 г. наш 270-й гвардейский Севастопольский ордена Александра Невского зенитно-артиллерийский полк 18-й зенитной дивизии РГК вышел в составе 69-й армии на р. Одер (севернее г. Франкфурт). Позади осталась Польша, которую прошли с боями, впереди - (как тогда говорили) "логово фашистского зверя" - Германия. С высоты правого берега левый низменный хорошо просматривался. Прямо перед нами, на той стороне, нас. пункт Лебус, за который еще идет бой. Полку поставлена задача - ПВО [защищает] переправы через Одер и боевых порядков войск на этом участке. Полк состоял из 4-х артбатарей МЗА (калибр 37мм) и двух пулеметных рот (калибр 12,7мм). Само наименование полка (гвардейский, Севастопольский) свидетельствует о том, что он побывал в горячих точках, имеет на своем счету немало сбитых самолетов. Но к этому времени немецкая авиация давно уже не господствовала в воздухе (как было раньше) и работы нам, зенитчикам, заметно убавилось. Но мы все равно основательно зарылись в землю и подготовились к отражению воздушных налетов. Иногда на большой высоте пролетали одиночные немецкие истребители-разведчики. Огонь по ним мы не открывали - высоко. Запомнился эпизод, который поразил нас всех (включая генерала, приехавшего из Москвы для какой-то проверки). Однажды в небе с немецкой стороны появилось какое-то странное сооружение. По мере его приближения в бинокль удалось разглядеть, что это была конструкция из двух скрепленных самолетов: сверху истребитель, снизу бомбардировщик (забыл их марки). Все зенитные средства, что были по обе стороны реки в районе переправы открыли ураганный огонь по этой необычной цели. Неожиданно нижний самолет оторвался от верхнего и наподобие торпеды устремился вниз, на переправу. Правда, в переправу он не попал, врезался, не долетев, в землю (вернее, в воду, так как западный берег был затоплен весенними водами). Раздался страшный взрыв, образовалась огромная воронка. Потом мы узнали, что немецкий самолет был начинен взрывчаткой. Такой способ бомбёжки немцы повторяли и на на других участках, как видимо в связи с тем, что к этому времени у них был большой дефицит горючего.

Насколько я помню, переправа, которую мы прикрывали, ни разу существенно так и не пострадала. Может быть еще и потому, что она почти не просматривалась противником. Наши сапёры навели понтонный мост таким хитрым образом, что он был ниже уровня поверхности воды.

Я уже сказал, что немецкие самолеты нас почти не тревожили и, стало быть, для зенитчиков наступило относительное затишье. Пользуясь моментом, солдаты сушат портянки, греются на весеннем солнце, пишут домой письма. А я даже пробую кататься на трофейном мотоцикле, брошенном во дворе немецкого деревенского дома. По всему чувствуется, что войне скоро наступит конец, до Берлина рукой подать. И, конечно, в такое время, мне двадцатидвухлетнему лейтенанту (впрочем, как и всем моим подчиненным, некоторые из которых были почти вдвое старше меня) очень не хочется думать о возможной смерти.

Действительно, обидно погибать в самом конце войны. Если еще год или два назад была какая-то фатальная обреченность, то сейчас у всех появилась реальная надежда, что вполне можно дожить до победы.

Но надежда надеждой, а боевые действия на той стороне Одера не прекращались ни днем ни ночью. Сказать, что немцы не хотели сдаваться и продолжали оказывать сопротивление, значит ничего не сказать. Они сопротивлялись отчаянно! Причем со знанием дела. Когда наши начинали артподготовку, немцы уходили по траншеям и ходам сообщения назад, вглубь своей обороны. А когда артподготовка заканчивалась или огонь переносился на их второй эшелон, они организованно возвращались на свой передний край и встречали наши танки и пехоту шквальным огнем. В результате сломить сопротивление немцев никак не удавалось.

Говорят, что командующий 1-м Белорусским фронтом обещал верховному главнокомандующему взять Берлин к 1 мая. (Брать штурмом города и совершать трудовые подвиги к знаменательным датам - это наша давняя традиция). Но немцы этого не знали и продолжали педантично сопротивляться. Понятно, что мириться с таким развитием событий Г.К.Жуков не мог. На одном из совещаний он в жесткой форме потребовал от командующими армиями, начальников родов войск и др. своих подчиненных быстрых и решительных действий. Я, понятно, не знаю какие конкретно указания дал Г.К.Жуков своим непосредственным подчиненным для того чтобы успешно взломать немецкую оборону на Зееловских высотах, но общий смысл их дошел до всех нас, вплоть до рядового солдата. Он уместился в одной фразе: "Вперед на Берлин!", т.е. всем без исключения вперед, никому в тылу не сидеть… И высшее командование, которое получило на том совещании (мягко выражаясь) серьезный нагоняй (или взбучку) рьяно бросилось выполнять этот приказ. Всё что только можно (здесь я могу перечислить все рода войск, какие только существовали в то время), было брошено вперед, на плацдарм. (Теперь с высоты, так сказать, прожитых лет, складывается впечатление, что хотели сломить немцев числом, а не умением).

Естественно, этот принцип относился и к зенитчикам. Ночью, под покровом темноты, наш полк оставил хорошо оборудованные позиции, переправился на западный берег Одера и продвинулся вглубь плацдарма. Был ли в этом смысл? Сомневаюсь. Целесообразней было бы обеспечивать ПВО самое уязвимое место - понтонную переправу через Одер. У немцев с авиацией было туго. И если они как-то и пытались ее применить, то главным образом для бомбежки мостов через Одер. Конечно, надо было и обеспечивать ПВО боевых порядков войск, расположенных на плацдарме. Но я хорошо помню, что нам так ни разу и не пришлось открывать огонь по воздушным целям по причине их полного отсутствия.

Зато сразу начались потери личного состава. И самое ужасное, что буквально на другой день шальным снарядом были убиты два близких мне человека - ком. Роты ст. лейтенант Михаил Пирожников и ком. 1-го взвода л-т Василий Галунов Пирожников, терский казак родом из г. Кизляра, пришел к нам в 1943 из госпиталя после ранения. Михаил часто шутил, что согласно теории вероятности он, будучи дважды раненым, свою порцию осколков получил сполна, а москвич Галунов попал на фронт совсем недавно ( пришел к нам в январе 1945). Разумеется, потери, которые понес наш полк в эти несколько дней - капля в море по сравнению с теми потерями, которые понесли стрелковые и танковые полки. Мы всё это увидели, двигаясь вслед за передовыми частями.

Могут сказать, что война на то и война, и потери неизбежны. Но в данном случае они ничем не оправданы. Думаю, что многие тысячи жизней советских людей можно было бы сохранить в апреле-мае 1945, если бы не пороли такую спешку.

О самом прорыве немецкой обороны на Зееловских высотах ничего нового сказать не могу. Он ничем особенно не отличался от аналогичных прорывов, которые осуществляли советские войска и раньше (например, на Висле в январе 1945). Но масштабы, конечно, были другие. Техники и живой силы сосредоточено было здесь на Одере, как говорится, выше головы…"

Виктор Кузько, майор в отставке.

Написано в апреле 2000.

   

Fakir

BlueSkyDreamer
★★★★☆
Покойный дед по отцу (в войну - лейтенант, командир пулеметной роты, дошёл от Кавказа до Венгрии, после войны - лётчик гражданской авиации, заслуженный пилот СССР) о войне рассказывать очень не любил - только какие-то смешные или показательные эпизоды, поэтому рассказывал в основном о мае 45-го (ну, или очень редко при случае "прорывало"). Но я сам не слышал даже и этих его рассказов - так что всё передаю со слов отца.

За что получил свои боевые награды (медаль "За отвагу" и орден Красной Звезды), дед никогда не рассказывал. Отец как-то спросил его напрямую, но дед наотрез отказался, сказал: "Лучше я тебе расскажу, за что я своего пулемётчика к Герою представлял". Оказывается, один из его пулемётчиков (не то кавказец, не то из Средней Азии, не то представитель какой-то сибирской народности) в бою один уничтожил три немецких пулемёта, в то время как по всем наставлениям для подавления одного вражеского пулемёта необходимо три своих! Получил ли тот Героя - неизвестно, но кажется, нет.

Рассказывал дед, как их рота как-то в плавнях на Кавказе попала под бомбёжку. При этом некоторые солдаты не вжимались в землю, а прямо под бомбами открывали консервы - чтобы наесться перед смертью.

Рассказывал, как в мае 45-го отпустил бороду - Победа, эйфория, после какой-то вечеринки, видимо, забыл побриться, и как назло, попался на глаза генералу, который мимо проезжал в джипе:
- Лейтенант такой-то! Почему не бриты?
Дед не растерялся, руки по швам:
- Отпускаю бороду, товарищ генерал!
Генерал и бровью не повел:
- Отпустите - доложите.
И уехал.
Делать нечего, пришлось неделю или даже больше терпеть, отпускать бороду. Когда отросла, явился к генералу:
- Товарищ генерал! Разрешите доложить: бороду отпустил!
- Добро.
- Товарищ генерал! Разрешите обратиться!
- Обращайтесь.
- Разрешите сбрить бороду!
- Разрешаю
Такие у генерала были дисциплинарные методы для офицеров.


Как-то не то в 60-х, не то в 70-х дед и его друг, тоже лётчик гражданской авиации (в войну летал на штурмовиках, сделал больше сотни боевых вылетов, но Героя не получил) выехали на майские праздники с семьями на природу. Слово за слово, начали вспоминать весну 45-го. Дед вспомнил, как в апреле 45-го их часть брала какой-то городок в Венгрии, и как их бомбили немцы. Друг встрепенулся: "Подожди, так в том городе были немцы, я же помню, мы их бомбили!" Оказывается, пехота опередила авиацию, которая отбомбилась по своим. И вот на одной поляне выпивали два друга, один из которых много лет назад бомбил другого...
   
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
Ну и я продолжу. Значит, разгрузили их в Войбуколо. И комбриг посла деда разыскивать штаб Волховского фронта (в бригаде то в основном моряки, к лошади непривычные, а деда в училище хорошо на коне натаскали) и получить указания для бригады от полковника Торопина (начальник оперативного управления фронта). Штаб то нашелся быстро. Но ситуация там была та еще, немцы проводили операцию на Ладоге (насколько я понимаю, речь о десанте на Сухо). Короче, деда реквизировали, дали ему семерых козаков и послали в разведку. Разведка то прошла нормально, но деда заинтересовали козаки. Они были, если дед правильно помнит, из 2-го Донского полка. Вот только донским казаком был только командир отделения, а остальные "козаки" оказались вологодскими. Впрочем, с конями они управляться умели. После возвращения из разведки деда вернули в бригаду с приказом. А приказ этот был... Как сказал Торопин: "или ваша бригада станет гвардейской, или ее не станет". Задача была такова: 4-й гвардейский корпус генерала Гагена попал в окружение. Моряки должны были пробить окружение и удерживать выход для прохода окруженных. Надо было взять высоту где то в районе Тортолово и Гайтолово. Драка была отчаянной, потери большими, но высоту взяли и брешь пробили. Но немцы начали контратаки, а бригада была уже обескровлена. Бригада подчинялась 2-й ударной армии. На передовую отправили всех, включая писарей и ездовых. Одним из таких сводных отрядов командовал мой дед, но у него бойцы были получше - в основном связисты. Было их 64 человека. Плюс деду придали батарею Катюш. Ситуация была аховая. Немцы имели подавляющее преимущество. Вот сидят два старлея (дед и ком. батареи, имени его, к сожалению, не сохранилось) и думают, как же удержаться. И заметили они немецкую пунктуальность. Каждый раз приезжают на опушку леса 20-25 грузовиков (там их не достанеш) и высаживают пехоту. И через ровно 40 минут прет эта пехота в атаку. Ну, они рассчитали, и каждый раз гасили залпом по фрицам перед самым их выходом в атаку. В результате удалось удержаться, хотя немцы атаковали по 6-7 раз за день, каждый раз несколькими сотнями солдат. Из 64 человек у деда осталось в живых 18, что очень много для таких боев. Гаген вышел через их порядки. Гаген (как его шутливо называли бойцы - единственный немец в Красной Армии) оказался маленьким щуплым старичком лет 60 в телогрейке. Но бойцы его просто боготворили. Считали лучшим командиром РККА. Как дед вспоминает, именно Гаген остановил немцев в 41 всего в 4 км от Волховской ГЭС и не выполнил приказ о ее взрыве. Что граничило с самоубийством, учитывая национальность Гагена. Но он спас ГЭС, и потом она снабжала Ленинград электричеством во время блокады через проложенный кабель. А Гагена понизили в должности до комбрига. А заслугу приписали Федюнинскому. Лишь потом справедливость восстановили и Гагена наградили.


После боев в августе-сентябре 73-я морская бригада была практически уничтожена. И их отправили на переформирование...
   
RU 140466(ака Нумер) #07.10.2005 23:52
+
-
edit
 
IL israel #08.10.2005 00:09  @140466(ака Нумер)#07.10.2005 23:52
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
1.Н.> Израиль, а Ваш дед жив? [»]
Тьфу-тьфу-тьфу. До 120 ему. Я, собственно, его расспрашиваю и пощу.

   
+
-
edit
 

israel

модератор
★★★
Дед во время войны на своем жеребце Порт. Этот умный и сильный конь не раз спасал ему жизнь.
Прикреплённые файлы:
 
   
+
-
edit
 

volk959

коммофоб

еще из воспоминаний моего тестя:

Летнее отступление 1942 года здесь на южном фланге войны было, прямо скажем, очень обидным. Ведь нам казалось тогда, что после разгрома немцев под Москвой дело уверенно идет к победе. А тут фактически повторился 1941 год, только полоса отступления стала поуже. Но нам-то от этого было не легче. Я говорю "отступление", но порой оно напоминало обыкновенное бегство. Не могу говорить, как отступали в 1941 году (я тогда обучался в военном училище), но очевидцы, а такие в нашей роте были, рассказывали, что тогда паники было меньше.

Отступление наше, повторю еще раз, было очень тяжким (хотя, если здраво рассудить, легких отступлений и не бывает). Бомбили нас почти непрерывно, от восхода до захода солнца. Поэтому отходить приходилось главным образом по ночам, в сплошной темени, с выключенными фарами. Из-за плохой видимости и разбитых дорог двигались мы медленно и никак не могли оторваться от немцев. Иногда оказывалось, что они нас обгоняли. Так, подошли мы к Россоши, а там уже немецкие мотоциклисты. Повернули к Богучару, а нам говорят, что там немцы высадили парашютный десант [это вряд ли - после Крита Гитлер запретил десантирование]. Весь наш путь сопровождался разными слухами и большой неразберихой.

Где-то между Богучаром и Казанской произошел случай, который мог закончиться весьма печально для меня. Переезжали мы в брод какую-то маленькую речушку. Все машины роты благополучно преодолели эту несложную водную преграду, только "газик" из моего взвода застрял на самой середине. Мотор заглох. Командир роты принимает решение - поскольку немцы близко, роте двигаться дальше, а мне как командиру взвода остаться с шофером и вытаскивать машину с счетверенной пулеметной установкой в кузове. А затем догнать их в станице Казанской. При этом пулеметному расчету комроты приказал пересесть на другие машины. На прощание он добавил: "Без машины не возвращаться!" Фактически ротный бросил нас двоих на произвол судьбы или, точнее, в лапы к немцам.

Приказ есть приказ. Рота ушла. Водитель стал ковыряться в трамблере, я пытался откопать колеса машины из ила. Черт знает, сколько прошло времени, но мотор не заводился, а колеса все глубже увязали в иле. Смотрю, шофер Савостиков вроде как примирился с судьбой - спокойно покуривает и поплевывает в воду.

И вот сидим мы на этом грузовике посреди мутной жижи, а с берега, из-за какого-то сарая, стоящего на взгорке, раздается характерное тарахтенье и показываются немецкие мотоциклисты. Это было как-то неожиданно, я даже подумал - не мерещится ли мне это. Однако немцы вполне реально приближались к нам. При свете взошедшего солнца они были отчетливо видны - на расстоянии метров 150. Я заскакиваю в кузов машины, расчехляю пулеметы. С мыслью - пропадать, так с музыкой. А Савостиков умудрился схватить меня за ногу и шепчет: "Товарищ лейтенант, не высовывайтесь, не дайте нас обнаружить!" Но я успел, почти не целясь, нажать на гашетку и дал две длинные очереди. Толком я ничего не видел, но вроде мотоциклисты резко остановились, дали несколько очередей, а затем развернулись и скрылись за деревьями.

После этого я почувствовал нервную дрожь в руках, обессилено спустился вниз и жадно затянулся махорочной самокруткой. Я впервые видел так близко живых фрицев.

А через некоторое время прямо как в сказке к нам подкатил колесный трактор с двумя мужиками. Они нас спросили: "Вы чего тут торчите, к немцам что ли в плен хотите попасть?" Потом взяли нас на буксир и выдернули из речки нашу машину. Как ни странно, наш мотор сразу завелся. Я поблагодарил спасителей и велел водителю гнать вперед. Только потом я задумался, что это могли быть за мужики. Может быть, у них было какое-то спецзадание?

А что касается Савостикова, то, похоже, он не случайно застрял в той речке. В 1944 году он дезертировал из нашего полка.

   
RU 140466(ака Нумер) #10.10.2005 15:41
+
-
edit
 
>Тьфу-тьфу-тьфу. До 120 ему. Я, собственно, его расспрашиваю и пощу.

Тогда долгих лет жизни ему! Ну и ты его распрашивай почаще, насколько можно!
   

TT

паникёр


Ребята, ... буду, в 2007 году выдам на гора воспомнания моего деда! Жив курилка, железный мужик!
   

MoRa

аксакал
★☆
TT> Ребята, ... буду, в 2007 году выдам на гора воспомнания моего деда! Жив курилка, железный мужик!

2007-й давно на дворе...

PS Дед (по материнской линии), Петихин Виктор Васильевич, капитан пехоты, погиб в январе 43-го под Воронежем, во время бомбёжки (больше мать ничего незнает, ей 9 лет было, а в и-нете не мог найти сколько ни бился)(( Дед по отцовской линии, во время войны был председателем в сибирском колхозе (Ишимский р-н) - жилы рвал, что его (по рассказам отца) и подкосило практически сразу после войны...
   

Dutch

опытный

Читал сегодня Спорт-Експресс и наткнулся там на воспоминания издателя немецкого футбольного журнала Kicker Карла-Хайнца Хайманна, думаю многим будет интересно.



Но куда более ошеломляющим нам показался другой факт: попал Хайманн в этот плен 10 мая 1945 года, на второй день после окончания войны!

ДАЙТЕ СОЛИ!

- Как же вы оказались в вермахте?

- Меня призвали в 43-м, когда исполнилось восемнадцать. Сначала служил в Дании, через год попал на фронт. Львов, Бердичев, Винница... В армии, кстати, впервые почувствовал, какой важный помощник в жизни - футбол. В юности я выступал за один из берлинских клубов. А в войсках вошел в режим: пять дней служишь - на выходные получаешь освобождение, потому что игра. Командиру роты в будни отвечал: "Так точно, господин капитан", "Никак нет, господин капитан!", а на поле орал ему: "Куда бьешь, дай мяч, беги сюда!"

На фронте был недолго - послали учиться на младшего офицера. Потом на пару недель попал в Венгрию, а в апреле 45-го оказался заперт в котле на Одере. Мы отступали, отступали, отступали, пока нас не разбили со страшной силой. Кто выжил, разбежались по лесам. Днем мы спали, ночью искали кормежку. Собирали картошку, только что посаженную, траву всякую. Как же не хватало тогда соли! Казалось бы - песок, толченый камень, но без него эта жалкая картошка нам просто в горло не лезла!

В итоге бродяжничество закончилось пленом. Надо было перейти дорогу, мы выползли из леса и услышали: "Хенде хох". Я понятия не имел, что кончилась война, подписана капитуляция. Да и кто нас спрашивал? Посадили на поезд и отправили в Россию.

- Удобный был вагон?

- А как же! Мягкий, с отличным питанием (смеется).

Правда, русские, которые нас конвоировали, тоже ели не лучше. В какой-то момент вообще началась цинга. Без витаминов десны гнили, по рукам пошли струпья. В наш грузовой вагон бросали капусту, прямо кочанами. Мы ее грызли, как кролики, через два-три дня все начинало заживать.

Привезли в лагерь под Рыбинск, на остров посреди Волги. По соседству строилась электростанция. Зимой, в минус 25, мы клали бетон, заливали какую-то стену. "Господи, - думал я, - неужели этот бессмысленный труд кому-нибудь пригодится!" Позже перебросили под Тулу, в бригаду "артистов", участников самодеятельного театра, в котором я режиссировал. И заставили строить двухэтажный дом для руководства дорожного управления. Из пятнадцати человек в нашей артели у двенадцати обе руки левые были. Скажем, плотник до войны делал скрипки. Остальные о строительстве тоже понятия не имели. А единственный каменщик в основном клал печки простым русским за хлеб и червонцы.

В 1995 году я специально попросил знакомых русских журналистов узнать, что стало с тем домом и электростанцией. А через год встретил кого-то из них на чемпионате Европы в Англии. Оказалось, электростанция работает, дом стоит. Я себя великим зодчим почувствовал!

В РОССИИ Я УЧИЛСЯ ЛЮБВИ

- Трудно привыкали к плену?

- Первый год думал: "Если они хотят говорить со мной, пусть говорят по-немецки". Но никто не говорил. И тогда я стал учить русский. И начал вовсе не с грамматики и лексики. Первыми учителями были шоферы, которые возили песок для строительства дороги под Тулой. Мы ее и не строили даже, а расширяли сантиметров на пятьдесят с каждой стороны. Но слов я там набрался самых нужных, такими можно ответить как следует, если припечет. Постепенно и другое начал понимать. Узнал, что такое "налево", например. Начнут на нас орать, бывало: "Опять эти б...и немцы воду мутят!" Отвечаю: "Молчите, пожалуйста. Что вы вчера вечером сделали с грузовой машиной, полной цемента? Почему она назад пришла пустая?"

Года через два выдали пропуск, смог выходить из лагеря. Работал заведующим магазином для русских вахтеров. Начальник, старший лейтенант, любил похамить, покуражиться, а чуть что не так, грозил в шахтеры перевести. Я долго терпел, потом как-то шваркнул его об штабель с товаром и ушел. Дня через три он меня встретил так, словно мы с ним тридцать лет месте водку пили. И я понял: когда даешь отпор, тебя уважают.

- Футболу в лагере было место?

- Играть не играли, площадка отсутствовала. В основном волейболом через шнур развлекались. А вот на стадион ходил. Майор один, замполит, большой был болельщик, мы с ним часто о футболе говорили. Потом стал брать меня на стадион, на вторую лигу. А затем я и сам ходил туда по воскресеньям. Милиционеры узнавать стали: "Фриц, как дела?" Место прямо в первом ряду у меня было. Соседи хлебом угощали, рыбой, табаком, водки давали хлебнуть из-под полы.

- Кормили в лагере плохо?

- Сначала очень плохо. Суп из крапивы на завтрак, каша крапивная на обед и снова суп на ужин. Да еще хлеба немного. Русская охрана то же самое ела. Нам рассказывали, мы удивлялись. В немецкой армии всех кормили одинаково, только высшие чины питались отдельно. А в русской у солдат, сержантов, младших, старших офицеров и генералов был разный паек. Бомбежка, стрельба - все равно: если генералу не давали чего вовремя, погоны летели. Потом, после 46-го, нам стали подбрасывать рыбу, мясо из старых американских запасов. Они подванивали слегка, потому что порченные были временем, но еще съедобные.

- Вы - молодой, здоровый - были в плену четыре года. С русскими женщинами встречались?

- (После паузы.) Ее, конечно, уже нет в живых - жены коменданта лагеря. И мужа ее нет. Ему было под семьдесят. Ей сорок, мне двадцать два. Можно сказать, я в России учился любви.

- Фотографий военных или из плена не осталось?

- Все отняли на границе в 49-м, когда в Бресте пересаживали нас в поезд с европейской колеей. Раздели, обыскали до бумажки, словарь русско-немецкий забрали. Но я все равно кое-что из России вывез. Собаку, Мавра. Старшина знакомый во время нашей проверки ее с провиантом переволок незаметно на немецкий поезд. Мавр жил потом со мной в Германии несколько лет.

"ОПЯТЬ ЭТОТ ЛОБАНОВСКИЙ!"

- Вспоминаете русский плен?

- А как вы думаете? Стольких людей повидал, с такой страной познакомился. Понял, какой силой обладает футбол. В 1964 году впервые вернулся в СССР после плена. В чемодане сверху у меня лежала футбольная книга. На таможне проверяли, листали ее. "Вы кто?" - "Футбольный журналист". - "И "Динамо" знаете, и "Спартак"?" - "Конечно. А вон человек стоит, видите?" - "Знакомое лицо". - "Это Игорь Нетто, он меня встречает". - "Да вы что?! Проходите немедленно!" Я ту книгу потом каждый раз с собой в Союз брал.



остальное интервью, не касающееся данной тематики, тут:
   
+
-
edit
 
+
-
edit
 

KepTar

втянувшийся

По поводу воспоминаний

Главная - Я Помню. Герои Великой Отечественной войны. Участники ВОВ. Книга памяти.

Воспоминания и мемуары участников великой отечественной войны. Интервью героев ВОВ.

// www.iremember.ru
 

Прекрасній сайт.
Мой дед прошол от освободительного похода 1939 г. в Литву, через Воронеж, штрафбат и плен 1943 г. Пришел домой в 1947 г.Моему отцу было тогда 7 лет, дед его увидел впервые в жизни.
О войне не рассказывал, только когда выпьет: про пограничные дела в Литве, про кухню немцев, которую комполка со второго выстрела уничтожил во время обеда немцев, да про скот который перегонял из Германии в СССР. Про плен ни слова.
Вообще простой был мужик, выпьет-болтливый, как я сейчас. А про войну ни слова...
Нелегко нашим дедам она далась.
   

в начало страницы | новое
 
Поиск
Настройки
Твиттер сайта
Статистика
Рейтинг@Mail.ru