Смертная казнь: за и против

---
В 1964 году единственный раз за весь постсталинский период подросток был приговорен в Ленинграде к высшей мере наказания.
...27 января 1964 года у ленинградцев было праздничное настроение — отмечалась двадцатая годовщина снятия блокады. Однако многим пожарным, находившимся в тот день на дежурстве, было не до праздника — как и в будние дни, то здесь, то там вспыхивали пожары, и их надо было тушить. Лезть через окна, ломать, если нужно, двери, выводить ослепших от дыма людей, кому-то вызывать «скорую».
Но это были трудности из разряда привычных. А вот к тому, с чем пришлось столкнуться боевому расчету, выехавшему в 12.45 на тушение 9 квартиры дома № 3 по улице Сестрорецкой, нормальный человек привыкнуть, наверное, не сможет никогда...

photo1.jpg @ statehistory.ru [кеш]

Аркадий Нейланд Аркадий Нейланд
Фотографии Аркадия Нейланда из уголовного дела.

Двери оказались заперты, и пожарным пришлось забираться на балкон, а оттуда по раздвижной лестнице в квартиру. Огонь к тому моменту уже успел охватить комнату, но сбить его удалось довольно быстро. А потом командир расчета приказал осмотреть другие помещения — вдруг там остались люди. Пригибаясь пониже к полу — там дым пореже и лучше видно,— двое пожарных двинулись в другую комнату, но через минуту выскочили оттуда как ошпаренные:
— Там двое мертвых: женщина и ребенок.
— Задохнулись?
— Нет, там лужи крови...
В этот день дежурным по городу от руководства УООП (ГУВД) был начальник уголовного розыска Николай Смирнов. По тревожному звонку на место происшествия выехал почти весь состав «убойного» отдела во главе с его начальником Вячеславом Зиминым. Дело сразу же было поставлено на особый контроль. Были созданы оперативные группы всех служб УООП Леноблгорисполкомов.
Пожарные еще поливали тлеющие полы и вытаскивали на балкон обгоревшую мебель. Встретивший оперативников пожарный вместо приветствия сразу же сказал:
— Мы, как положено, старались руками ничего не трогать. Но на кухне был включен газ, и я завернул — могло рвануть...
Вторая комната огнем оказалась нетронутой. Но беспорядок был страшный: ящики выдвинуты, вещи разбросаны, мебель перевернута. И всюду кровь, кровь, кровь... На полу, кровати, кресле, входной двери... Кровь и на лице женщины, лежащей у пианино, рядом маленький детский башмачок, чуть дальше — трупик маленького мальчика с глубокой раной на лбу.
Увы, как ни старались огнеборцы ничего не трогать, но пожар и процесс его тушения не лучшее подспорье в работе криминалистов. И первый след, который мог бы вывести на убийц домохозяйки Ларисы Купреевой и ее 2,5-летнего сынишки Георгия — а это был отпечаток ладони на боковой поверхности пианино, не принадлежащий ни убитым, ни мужу Ларисы, ни их друзьям и знакомым, ни пожарным,— был обнаружен только 29 января.

На следующий день под кучей обгоревшего скарба на балконе нашли и первый вещдок: почерневший от копоти топорик с полностью сгоревшим топорищем. Эксперты провели 200 экспериментальных разрубов при различных положениях лезвия под возможными углами нанесения ударов — на мыле, воске, пластилине, различных породах дерева — и наконец нашли что нужно: следы на костях черепа и на одном из образцов совпали.
Муж Ларисы рассказал, что жили они скромно, жена-домохозяйка сидела дома с ребенком. Ценностей в квартире не было. Кому понадобилось убивать женщину и маленького ребенка? Среди своих знакомых он подозрительных лиц назвать не мог.
Экспертиза также установила, что убийцу женщина впустила сама (дверь не была взломана).
Оперативники перекрыли каналы сбыта, притоны, начали работу с ранее судимыми за убийства и ограбления, профессиональными домушниками, которые могли действовать по наводке знакомых, с первым мужем убитой и его знакомыми. Однако сам убийца попал в число подозреваемых уже к вечеру 27 января. Выйти на него помогла, как говорят оперативники, тотальная «отработка жилмассива».
Несколько соседей показали, что в период с 10.00 до 11.00 слышали из 9 квартиры душераздирающие женские крики и надрывный детский плач. А дворничиха Орлова рассказала о незнакомом высоком, губастом угловатом парне лет пятнадцати-шестнадцати, которого видела на лестничной площадке примерно в это же время. (Раньше дворники были внимательные и добросовестно относились к своей работе.)
Пробив сообщенные приметы по картотекам ранее судимых и находящихся на учете в милиции, оперативники вышли на некоего Аркадия Нейланда, который к своим пятнадцати годам имел уже достаточно богатый послужной список.
О нем было известно следующее. Аркадий — младший в большой семье: родители, сестра, братья и жена одного из них. Проживал в Ждановском районе. С детства был предоставлен самому себе. Уже после 5-го класса был исключен из школы. Вот какую характеристику ему дали в школе-интернате № 67 города Пушкина: «...показал себя как плохо обучаемый ученик, хотя был не глупым и способным ребенком... часто прогуливал. Учащиеся не любили его и избивали. Он не раз был уличен в кражах у учеников интерната денег и вещей». Проводились неоднократные собрания, но Нейланд свое поведение не изменил, и родителям было рекомендовано забрать его из интерната.
Кормить развитого не по годам нахлебника родители не желали, и в 1962 году тому пришлось устроиться подсобником на «Ленпищемаш». Но поскольку трудиться Аркадий не любил, то оставил здесь о себе память как о злостном прогульщике, хулигане и мелком «несуне». В декабре 1963-го он и вовсе прекратил появляться на работе. А в течение двух месяцев перед этим несколько раз попадался на криминале: обокрал киоск «Союзпечати», баню, несколько парикмахерских, покушался на ограбление женщины и разбойное нападение на мужчину, хулиганил. Даже у собственного брата украл костюм и деньги.
Все эти «подвиги» заставили прокуратуру Ждановского района возбудить против Аркадия Нейланда уголовное дело. Однако он поплакался, «раскаялся», и с учетом его возраста дело было прекращено...
Как только появилась информация о Нейланде, группа сразу активизировала свою работу, так как совпали приметы молодого человека, которого опознала дворничиха.
Впрочем, таких «трудных подростков» в Ленинграде хватало всегда. Но наряду с показаниями дворничихи Орловой существовали и еще обстоятельства, способствовавшие присвоению Аркадию Ней- ланду статуса главного подозреваемого.
Во-первых, 27 января из квартиры Нейландов пропал туристический топорик с девятисантиметровым лезвием. Во-вторых, за три дня до убийства Аркадий Нейланд вместе со своим приятелем Кубаревым уже задерживался возле того самого дома № 3 по Сестрорецкой улице за кражу из 7 квартиры. Они проникли туда методом подбора ключей, похватали первое попавшееся под руку, запихнули в висевшую в коридоре хозяйственную сумку и... нарвались возле подъезда на хозяйку квартиры, узнавшую свою сумку в руках у подростков и поднявшую по этому поводу крик.
Обоих тогда доставили в Ждановскую рай прокуратуру, возбудили уголовное дело... Но Нейланду по недосмотру следователя каким-то чудом удалось оттуда сбежать. А перед побегом он поведал Кубареву о своей заветной мечте: «взять» одну из богатых квартир, которых в Ленинграде хватает, поджечь ее, чтобы уничтожить все следы, и махнуть на Кавказ — море, горы, солнце, фрукты разные...
Осталось неясным, почему Нейланд решил, что выбранная им квартира принадлежит к зажиточным. Но, тем не менее, «пасти» ее они начали давно. За три дня до убийства они с Аркадием собирали макулатуру по квартирам. Но на самом деле приглядывались, куда потом можно нагрянуть. Дверь одной из квартир им открыла красивая женщина. Нейланда привлекли ее золотой зуб и цветной телевизор в комнате. Да это, пожалуй, и все из ценностей, которые были в квартире. Но поднаторевший в криминальных делах Ней- ланд успел заметить отсутствие хозяина в рабочее время — только женщина и маленький ребенок, выехавший в коридор на трехколесном велосипедике. Женщина, на свою беду, еще сказала тогда: «Уезжай в комнату, Гриша,— вечно ты не слушаешься, пока отец на работе».
...Из Москвы сильно давили на угрозыск. И тогда руководство ленинградской милиции, весь личный состав которой и так уже был поголовно поднят на ноги, пошло на беспрецедентный по тем временам поступок — добилось, чтобы фотографию Нейланда с соответствующим сопроводительным текстом показали по всесоюзному телевидению. По всей стране было разослано подробнейшее описание его примет, в Москву и Тбилиси срочно вылетели питерские опергруппы.
В самом же городе вот уже три дня были наглухо перекрыты авто- и железнодорожные вокзалы, аэропорт, метро, остановки общественного транспорта, рестораны, кафе, сберкассы, скупки — муж убитой показал, что из дома были похищены деньги, облигации трехпроцентного займа и золотые женские украшения. Был задействован не только личный состав, но и милицейские курсанты, ДНД, общественность.
Нейланд, безусловно, попался бы в сети. Но поезд, на котором он уехал, отошел от перрона, увы, лишь за несколько минут до того, как на Московском вокзале появилась первая группа прикрытия...
Его взяли в Сухуми 30 января, в момент, когда он выходил из московского поезда. Местные оперативные службы узнали его по ленинградской ориентировке. Нейланда водворили в приемник-распределитель. Он был в шоке: его нашли всего за четыре дня. Потом он напряженно думал, где он мог проколоться.
Через несколько часов в Сухуми прибыла опергруппа из Ленинграда. Выяснилось, что местные товарищи обыскали задержанного не слишком старательно — в туалете и в одной из камер были обнаружены паспорта на имя Купреева и его приемной дочери, бумажник, а также ключи от ограбленной квартиры и собственная воровская связка Нейланда. Бурые пятна засохшей крови на его одежде и кое- что из вещей из квартиры Купреевых — особенно фотоаппарат «Зоркий» с приметной царапиной на объективе и надколотым видоискателем - однозначно свидетельствовали, что в руках у милиции оказался именно тот, из-за которого весь личный состав ленинградской милиции не спал уже четвертые сутки.
Эти находки окончательно добили Нейланда — когда в тот же день его доставили самолетом в Ленинград, запираться на допросах он уже не стал.
Он рассказал, как приметил квартиру № 9 еще 24 января, как скрывался три дня по чердакам и подвалам, сбежав из Ждановской прокуратуры, как забежал домой утром 27-го — поругался с кем-то из братьев, прихватил туристский топорик и опять убежал.
В начале десятого он уже давил кнопку звонка намеченной квартиры. Дверь открылась сразу, неожиданно, отчего Нейланд сначала даже растерялся. Поэтому на вопрос хозяйки «Тебе кого?» ответил первое пришедшее в голову: «Валя Соколов здесь живет?» Получив отрицательный ответ, долго стоял под дверями — сначала успокаивался, потом прислушивался. Из квартиры доносились лишь голоса женщины и ребенка. В квартире находились только они одни, но на всякий случай он подошел к двери и, приложив ухо, долго слушал, чтобы действовать наверняка.
Наконец он решился. Снова нажал на кнопку звонка и взял в руку приготовленный топор. «Кто там?» — спросил знакомый голос. «Почта»,— ответил незваный визитер. Когда дверь открылась, он напролом рванулся в квартиру, выхватывая топорик из-под пальто.
— Первые удары попали ей по рукам,— рассказывал на допросах Нейланд,— женщина стала отступать в столовую. Она кричала: «Что ты делаешь?!» — пыталась вырвать у меня топор, и ей удалось схватить меня за руку. Потом она схватилась за топор обеими руками, но я вырвал его, повалил женщину в кресло и несколько раз ударил ее по голове. После этого я отбежал к двери, а женщина вскочила с кресла, бросилась ко мне, и я еще несколько раз ударил ее топором по голове. Женщина упала, а я стукнул по голове ребенка, который крутился под ногами, и стал искать деньги...
После убийства он нашел в квартире чемодан, положил туда награбленное и пошел в ванную отмывать кровь. После этого ему захотелось... поесть, и он поджарил себе яичницу, потом включил газ, как и задумывал, и вышел из квартиры.
На улице поймал такси и отвез чемодан с награбленным на Варшавский вокзал, где сдал его в камеру хранения на фамилию своего приятеля Цветкова. Посмотрев расписание поездов, он огорчился, так как дневных поездов дальнего следования не было. На Московском вокзале он купил билет в Москву на 15.55, времени у него было много. Он поехал в универмаг «Гостиный Двор», купил зимнюю шапку и браслет для часов. В другом магазине купил коньяк и шампанское, решил выпить — отметить свою удачу. Потом забрал чемодан и уехал в Москву, где купил билет на Сухуми. Оттуда он планировал ехать в Тбилиси, безбедно пожить и путешествовать дальше. Но времени до поезда у него было много. И он решил посмотреть столицу. Купил билет на обзорную экскурсию. Но, как он признался, мысли его в тот момент занимала картина на Сестрорецкой улице. Он представлял взрыв, пожарных, обугленные трупы, зевак на улице... рассказывая об этом, Нейланд был совершенно спокоен — не ужасался делу рук своих, не раскаивался. «Мразь и дебил, он вызывал только отвращение»,— вспоминали оперативники. Не раскаялся Нейланд и на суде, заявив, что когда выйдет на свободу, то обязательно возьмется за старое. (sik! - в натуре дебил прим.мой) Ведь он был уверен, что его не расстреляют,— в следственном изоляторе опытные сидельцы рассказали ему о гуманизации советского законодательства после смерти Сталина и XX съезда.
Советские граждане были возмущены страшным убийством, и председателю Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневу осыпались письма.
«Преступник пойман и скоро предстанет перед судом, но по закону ему угрожает только тюремное заключение, а если он ухитрится разыграть послушание, то через 5—6 лет, в возрасте 20 лет, выйдет на свободу преступник высшей квалификации, и тогда горе людям, которых он наметит очередными жертвами. Советские законы гуманны, они дают возможность честно трудиться не только тем, кто оступился,но и тем, кто совершил преступление, однако и гуманности должен быть свой предел».
А вот другое: «...если суд найдет преступление этого бандита доказанным, требуем применить к убийце высшую меру наказания — расстрел. Мы просим вынести на обсуждение народа законопроект о применении высшей меры наказания к несовершеннолетним преступникам, совершившим особо опасные преступления. Убийца — это не человек, это выродок, и он должен быть уничтожен».
Приговор был для Нейланда неожиданным: «Учитывая большую общественную опасность совершенного преступления — убийства при отягчающих обстоятельствах, а также личность Нейланда, судебная коллегия считает необходимым применить суровое наказание — высшую меру, руководствуясь Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 17 февраля 1964 за № 2234... по совокупности совершенных преступлений в силу статьи 40 УК РСФСР окончательное наказание по ст. 102 — приговорить к смертной казни — расстрелу».
Нейланд подал кассационную жалобу, где написал: «Я признаю полностью свою вину... Если бы Купреева меня не останавливала, то все могло быть иначе... Я бы охотно отдал жизнь, чтобы вернуть то, что я наделал. Но это, к сожалению, невозможно».
Ходатайство о помиловании отклонили. Постановление было подписано Председателем Президиума Верховного Совета РСФР Н. Игнатовым.
Аркадий Нейланд был расстрелян 11 августа 1964 года.

Интересен механизм осуждения Нейланда на смертную казнь.
17 февраля 1964 г. Президиум Верховного Совета СССР принял постановление, допускавшее применение в отношении несовершеннолетних высшей меры наказания - расстрела. Своим рождением это постановление обязано зверскому преступлению Нейланда. Однако, проблема заключалась в том, что закон обратной силы не имеет.
Вот что пишет сайт murders.ru в статье про дело Нейланда:

...чтобы дать судье основание вынести Нейланду смертный приговор, была устроена воистину беспрецедентная в истории отечественного суда акция - среди судей города устроили письменный опрос, предложив им решить, следует ли считать постановление Президиума ВС СССР от 17 февраля 1964 г. имеющим обратную силу и позволяющим осудить Нейланда на смерть?
Сама по себе идея опроса судей, незнакомых с обстоятельствами судебного расследования, противоречила фундаментальным принципам уголовного судопроизводства. Ещё более вопиющим нарушением Конституции СССР, а также здравого смысла, юридических правил и обычаев выглядела попытка придания постановлению Президиума Верховного Совета обратной силы. Подобного в цивилизованных обществах не делали со времён Древнего Рима. Но ленинградские судьи жили не в Древнем Риме, а в Советском Союзе, они понимали, какого ответа от них ожидает Власть, а потому дружно ответили "да".
И 23 марта 1964 г., после рассмотрения обстоятельств дела в закрытом судебном процессе, Аркадий Владимирович Нейланд был приговорён к смертной казни. Осуждённый подал прошение о помиловании. Существует легенда, будто бы глава Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев, получив заключение юристов об очевидной незаконности казни, обратился к Генсеку КПСС Н.С. Хрущёву с предложением санкционировать помилование. Это позволило бы Советской власти "сохранить лицо", продемонстрировав одновременно твёрдость и великодушие. Но Хрущёв лишь обругал Брежнева и велел исполнить приговор.